Психология и терапия родительства

Кроме того, родительство есть социально-психологический феномен, представляющий собой эмоционально и оценочно окрашенную совокупность знаний и убеждений относительно себя как родителя, что реализуется в поведении. Родительство выше индивида, оно включает обоих супругов (партнеров), решивших дать начало новой жизни, и, конечно, самого ребенка (Овчарова, 2003). Существует два подхода к изучению феномена родительства в зависимости от того, что берется в качестве отправной точки изучения – ребенок или родители: первый, наиболее распространенный, рассматривает родительство в связи с развитием ребенка (Абрамова, 1998; Кон, 1988). В настоящем справочнике мы придерживались второго подхода, рассматривая феномен родительства через призму личности, в данном случае – всего комплекса гендерных характеристик (стереотипов, установок, ролей) женщины и мужчины. Как уже говорилось, гендерная роль, в том числе роль родителя, – это всегда взаимосвязь внешней схемы поведения и внутренних, неявных мотивов, детерминирующих данное поведение.

Сравнительно-исторические исследования по истории детства (Ариес, 1999; Мозде, 2000) показывают, что родительская любовь – продукт длительного и весьма противоречивого исторического развития.

? использовать ребенка как сосуд для проекции содержания своего собственного бессознательного;

? использовать ребенка как заместителя фигуры взрослого, значимого для него в его собственном детстве;

? сопереживать потребностям ребенка и действовать, чтобы удовлетворить их.

Исследования этнографов и культурологов (классической считается работа Маргарет Мид «Культура и мир детства», 1988) говорят также о том, что особенности функции отца и матери (родительства) отражают лишь нормативные представления и образ жизни общества.

Понятие как материнской, так и отцовской роли зависит от самых разных факторов, а биологический фактор не является в данном случае решающим. Различия анатомии мужчины и женщины определяют способность женщины к репродукции. В мужском жизненном цикле нет аналога такому событию, как роды. Женщина-мать значительно теснее отца связана с ребенком, который развивается в организме матери, которого она вскармливает в первый год жизни. Именно поэтому социологи и психологи склонны подчеркивать биологические детерминанты материнской роли. Однако результаты психологических, философских, культурологических исследований позволяют сделать вывод о том, что институт родительства – это в большой мере продукт социального конструирования или традиций того или иного общества или социальной группы, а не только следствие биологической предопределенности. Развивая далее этот подход, исследователи ставят перед собой задачу анализа механизмов, причин, определяющих такое структурирование ситуации.

Для западных исследователей внимание к проблеме материнства связано с интересом к психоаналитическим интерпретациям детства и детских переживаний. Особенно интенсивно феномен материнства стали исследовать в послевоенное время: роды, кормление ребенка, психика менструирующих женщин становятся объектом пристального внимания. Ряд ученых (Эриксон, 1996а, б; Хорни, 1995, 1997; Пайнз, 1997) показали значимость рождения ребенка как кризисного, переломного момента в становлении женской идентичности.

Начиная с 1980-х гг. женщины-исследователи, придерживающиеся феминистских взглядов, стремились показать, что именно женская способность к деторождению и явилась основой социальной и культурной дискриминации женщин. Безусловно, на взгляды относительно материнства повлияли теории К. Мангейма, П. Бергера и Т. Лукмана. Два наиболее известных произведения, написанных с позиций социального конструктивизма, – А. Рич «Рожденная женщиной» и Н. Чодоров «Воспроизведение материнства» – подтверждают положение о том, что характер материнства во все времена конструировали общественные ожидания (Пушкарева, 1990).

Еще один источник, повлиявший на перемену отношения к проблеме материнства, – это работы философов-постмодернистов (в особенности французских постмодернистов и постструктуралистов Ж. Деррида, Ж.Ф. Лиотара, Ж. Делеза). Влияние их идей на исследования материнства в философских и психологических концепциях прослеживается в различных аспектах. Но, видимо, главным тут можно считать лингвистический переворот, то есть особое внимание к языку, к слову, к анализу содержания понятий и категорий. В рамках лингвистического переворота возникла и дефиниция «практики речевого поведения» – дискурса. Исследователи материнства 1990-х гг. (Ю. Кристева, Л. Иригаре, Дж. Батлер и др.) немедленно заговорили о различии дискурсивных ролей материнства доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной эпох, об особенностях так называемого женского письма.

В западной традиции за последние десятилетия наблюдается тенденция рассматривать материнство как социальное явление, некий социальный конструкт, который формируется под влиянием общества и различных социальных институтов.

Таким образом, материнство и отцовство – сложные феномены, имеющие физиологические механизмы, эволюционную историю, культурные и индивидуальные особенности. Индивидуальный онтогенез материнства (как и отцовства) имеет несколько этапов, в процессе которых происходит естественная адаптация женщины (мужчины) к родительской роли. Многие исследователи подчеркивают, что установки, ожидания и другие компоненты родительской роли (не говоря уже о глубинных личностных структурах, связанных с ролью родителя, таких, например, как потребность в детях) формируются задолго до рождения первого ребенка (Крюкова и др., 2005).

Г.Г. Филиппова (2002) рассматривает материнство как потребностно-мотивационную сферу личности женщины и выделяет шесть этапов ее становления в индивидуальном онтогенезе:

– этап взаимодействия с собственной матерью;

– этап игровой деятельности;

– этап няньчания;

– этап дифференциации мотивационных основ материнской и половой сфер;

– этап взаимодействия с ребенком до выхода его из младенчества;

– завершающий этап развития материнской сферы.

Можно говорить о формировании такого психологического свойства личности, как готовность к материнству, на протяжении первых четырех этапов. Структурно такая готовность включает ценностно-смысловой, когнитивный, эмоциональный и конативный (или поведенческий) аспекты. При этом одна часть компонентов материнской роли женщиной осознается, а другая нет. И только с наступлением беременности появляется соответствующее ролевое поведение, и все компоненты материнства (родительские установки, социальные ожидания, представления о себе в роли матери и о своем ребенке и другие) конкретизируются и уточняются во взаимодействии с собственным ребенком.

Таким образом, этап принятия роли матери можно определить как особый период в онтогенезе материнской сферы личности женщины, который характеризует ряд особенностей:

1) появление соответствующего ролевого поведения;

2) согласование родительских установок женщины, ее представлений о себе как матери, социальных ожиданий окружающих;

3) перестройка ролевого веера личности;

4) появление или актуализация потребности в материнстве, перестройка личностных смыслов.

Кроме психологии материнства и детства, проблемы психологической адаптации и компенсации при беременности и родах изучает перинатальная психология. Существуют разные представления о длительности перинатального периода в перинатальной психологии и психотерапии, с одной стороны, и в акушерстве и неонатологии – с другой. Акушеры и неонатологи традиционно определяют продолжительность перинатального периода с 28-й недели внутриутробной жизни человека по 7-е сутки жизни после рождения (Добряков, 2002). С точки зрения перинатальных психотерапевтов и психологов перинатальный период включает в себя весь пренатальный период, сами роды и первые месяцы после рождения.

Таким образом, это представление более соответствует этимологическому значению понятия (греч.peri – вокруг; лат. natus – рождение) и рассматривает рождение ребенка не как изолированное событие, но как длительный процесс (Крайг, 2003).

Переход к родительству и этап принятия роли матери являются важными жизненными событиями и сопряжены как с ролевым напряжением, так и с повседневными жизненными трудностями.

«Кризис рождения» как вхождение личности в новую общность сопровождается сдвигом, качественным преобразованием в системе отношений с миром, с людьми и собой – в системе, внутри которой протекал предыдущий этап развития. Это всегда кризис самости в ее конкретной, деятельно освоенной определенности и ожидание, поиск новых форм событийности (Слободчиков, Исаев, 2000). Этап принятия роли матери в данном контексте является нормативным кризисом субъективности женщины.

Классическая западная теория кризисов трактует кризис как событие, выходящее за рамки обычного порядка вещей. Кризис падает тяжелой нагрузкой на личностные ресурсы, требует внимания или немедленного действия, ограничивает возможности управления и контроля. Вместе с тем кризис – это поворотный пункт, который таит в себе как опасности, так и возможности. У человека, который не разрешает кризис, увеличивается опасность развития невротического синдрома; успешное разрешение кризиса, наоборот, несет в себе возможность научения и развития личности через приобретение жизненного опыта (Ахмеров, 1994). Объективно степень тяжести кризиса перехода к родительству и принятия материнской роли может значительно расходиться с субъективной оценкой серьезности этого события у разных людей.

Родительство требует существенных перемен и ограничений в личной жизни. Эти перемены обычно классифицируют в соответствии с тем, как они влияют на конкретные сферы личной и семейной жизни. Переход к родительству сопровождают следующие события:

1. Изменение идентичности и внутренней жизни. Сюда относится изменения чувства Я родителей и их представлений о семейной жизни.

2. Перераспределение ролей, перемены в супружеских отношениях. Когда оба супруга измучены недосыпанием и невозможностью быть вместе, в их жизни происходят перемены, связанные с неизбежным разделением труда.

3. Перемены в ролях и отношениях со старшим поколением. Переход к родительству затрагивает как родителей, так и бабушек с дедушками. При этом психологическое отделение от собственной матери – одна из важнейших задач женщины в период вынашивания ребенка.

4. Изменение ролей и отношений вне семьи. Внешние изменения касаются главным образом матери, так как ей приходится хотя бы на время оставить работу, чтобы посвятить себя заботам о ребенке.

5. Новые родительские роли и отношения. Супруги должны принять на себя новые обязанности, связанные с воспитанием ребенка.

В период принятия роли матери у женщины возникают внутренние и внешние ролевые конфликты.

Внутриролевой конфликт – это расхождение между ролью и личностью, между требованиями роли и системой внутренних ценностей. Такой конфликт характерен для девиантного материнства, когда исполнение роли матери наталкивается на нежелание воспитывать, кормить ребенка, ухаживать за ним и заботиться о его здоровье.

Межролевой конфликт – это противоречие между двумя и более ролями одной личности. Он возникает, когда женщина не может расставить приоритеты в жизни, выбрать между карьерой или ролью жены и материнской ролью. В психологии этот тип конфликта часто называют «работа-семья».

Внутриличностный ролевой конфликт заключается в противоречии между пониманием роли женщиной и ожиданиями других. Иногда супруг, ее собственная мать, друзья буквально «засыпают» женщину советами о том, какой матерью она должна быть. И далеко не всегда эти советы соответствуют ее собственным представлениям о хорошей матери.

Ситуация усугубляется и становится конфликтной, если эти ожидания противоречат друг другу.

Межличностный ролевой конфликт – это разногласие между людьми, играющими разные роли, в ситуации ролевого взаимодействия. Супруги часто не удовлетворены вкладом партнера в воспитание ребенка, или же их родительские установки не совпадают, противоречат одна другой, что приводит к межличностному ролевому конфликту (Келлерман, 1998).

Интрапсихические трудности родительства могут быть связаны с недоработанными конфликтами в собственной семье. Д.Л. Фрамо отмечал, что трудности, с которыми в данное время сталкивается женщина (мужчина) в браке, родительстве, а также трудности интрапсихического характера следует рассматривать как компенсаторные усилия, направленные на то, чтобы проконтролировать, исправить и пережить старые конфликтные отношения, существовавшие в ее (его) родительской семье. Отношения женщины с собственной матерью имеют определенную динамику. Эмоциональная сепарация должна закончиться к началу материнства, иначе внутренняя непроработанность роли дочери не позволит женщине благополучно принять роль матери (Брутман, Родионова, 1997).

Для многих женщин беременность и рождение детей становятся колоссальным шагом в сторону зрелости и повышения самооценки; однако не все становятся на путь здорового роста в этой сфере, иногда наблюдается патологическое развитие, кончающееся потенциально вредными и обремененными чувством вины отношениями мать-дитя (Пайнз, 1997). Ситуацию беременности у очень молодых женщин и особенности раннего периода отношений мать-дитя исследовали многие психоаналитики: Бибринг и соавт. (Bibring et al., 1961), Бенедек (Benedek, 1959), Дейч (Deutch, 1944), Каплан (Caplan, 1959) и др. соавт.

Первая беременность женщины – это опыт переживания глубокой биологической идентификации со своей матерью, что может реактивировать сильнейшие амбивалентные чувства. Для молодой женщины, чья мать была «достаточно хорошей», временная регрессия к первичной идентификации с щедрой, дающей жизнь матерью и с младенческим собственным Я – нормальная фаза развития, на которой достигаются зрелая интеграция, повышение самооценки и духовный рост.

Но для других женщин, чьи амбивалентные чувства к матери не получили разрешения, а по отношению к собственному Я, к своему сексуальному партнеру или важнейшим фигурам прошлого доминируют негативные чувства, неизбежная регрессия беременности облегчает выход на поверхность ранее неразрешенных конфликтов, против которых до сей поры существовала защита. Беременная женщина часто проецирует на плод амбивалентные или негативные стороны собственного Я и свои внутрипсихические объекты, словно плод является их продолжением. Отсюда следует, что особое эмоциональное состояние при беременности, в котором молодая женщина может идентифицировать себя со своей матерью (и, следовательно, с желанием стать матерью младенцу), входит в конфликт с ее идентификацией с плодом, что, естественно, усиливает универсальное инфантильное желание снова стать объектом материнской заботы. Следует принять в расчет и возвращение в сознание беременной ранее вытесненных фантазий (Pines, 1972), так как женщине предстоит интегрировать их с реальностью ребенка, как только он появится на свет. Ибо новые объектные отношения, которые начнут развиваться только с рождением ребенка, зависят не только от самого ребенка, его пола, внешности и поведения (что, конечно, влияет на мнение матери о собственном Я и о своем умении заботиться о ребенке), но и от конкретных переживаний матери во время беременности и родов: «ребенок вне меня и есть тот плод, который когда-то был столь сокровенной частью моего тела».

С одной стороны, беременность – самостоятельный процесс, с другой – это подготовка к материнству. С точки зрения психологии этот период имеет свои задачи и этапы, и развитие тут не всегда проходит адекватно, что может формировать будущие зоны конфликтных отношений в семье. Матерью не становятся в один момент – в миг рождения младенца, эта ролевая идентичность формируется в результате определенной эмоциональной работы в процессе всей беременности.

Cуществуют различные периодизации беременности.

Например, девять месяцев нормальной беременности можно разделить на три этапа (Caplan, 1959).

Первый этап – от зачатия до шевеления плода – длится приблизительно четыре с половиной месяца. Физиологически этот этап отличается высоким уровнем прогестерона, что ведет к физическому недомоганию и изменениям в телесном Эго беременной, таким как увеличение молочных желез, тем самым пробуждая у женщины фантазии и ощущения, порожденные в свое время подростковыми телесными изменениями. Тут характерны быстрые колебания настроения и воскрешение прежних тревог. У некоторых женщин с самого начала этого этапа возрастает пассивность и появляется ощущение высшей удовлетворенности и наслаждения: либидинозное заполнение собственного Я увеличивается за счет либидо, отобранного у внешнего мира. У других в это время наступает легкая депрессия и усиливается физическая активность – в связи с особыми женскими проблемами или потому, что беременная пытается отрицать новое ощущение собственной пассивности. Психологическая задача этого этапа – достижение эмоционального слияния с плодом.

Некоторым женщинам, по-мужски активным в работе, трудно принять усиление зависимости от мужа, неизбежное при беременности и вскармливании. Если при этом они не удовлетворены своими карьерными достижениями или не могут следовать собственным интересам, они иногда чувствуют зависть к мужу из-за того, что он может свободно заниматься своими делами или интеллектуальной деятельностью. Другим бывает трудно принять свое тело, изменяющееся по мере увеличения срока беременности. Женщины, которые ощущали неприязнь к своей подростковой полноте и ее стыдились, испытывают особые трудности адаптации к тому, что их «разнесло».

Для некоторых женщин плод является катексисом с момента подтверждения беременности как ребенок, имеющий определенную внешность и даже определенный пол, тогда как для других – плод составляет часть их тела, от которой можно избавиться с той же легкостью, как от аппендикса. Этот фактор имеет диагностическую ценность, когда встает вопрос о прерывании беременности, так как в первом случае при аборте по терапевтическим показаниям есть вероятность возникновения патологической скорби и депрессии.

К концу первого этапа часто наблюдается выраженный регресс к оральной стадии, включая тошноту, рвоту и стремление к специфическим видам пищи. Женщинам часто трудно в это время готовить на семью, и у домашних и мужа появляется отличная возможность поддержать жену и облегчить ей жизнь. В своих фантазиях беременные часто идентифицируются с плодом.

Второй этап беременности с самого начала заставляет взглянуть в глаза реальности, так как ребенок начинает шевелиться, тем самым вынуждая признать, что его, хотя и скрытого в теле матери, следует признать отдельным человеческим существом со своей собственной жизнью, которой мать управлять не может. Многие женщины пережили момент невыразимого вневременного погружения в свой внутренний мир, когда их дитя впервые зашевелилось; и, однако, даже самой желанной беременности сопутствует тревога. Когда до сознания матери доходит, что в конце концов ребенок станет частью внешнего мира, в ней просыпается страх перед отделением от объекта и страх кастрации. Такое впечатление, что брыкающийся малыш прибавляет Эго защищенности, так что ранее вытесненные первичные фантазии могут легко всплыть в сознании. Сексуальные теории детства сочетаются с сознательными и бессознательными фантазиями, в которых, например, плод представлен как прожорливое деструктивное создание внутри материнского тела. Позднее оживают анальные детские сексуальные теории, в которых плод – нечто гадкое и грязное, что матери необходимо изгнать из тела. Некоторых женщин беспокоит любое незначительное изменение самочувствия.

Психологически с этого момента начинается постепенная дифференциация плода от матери. В аналитической ситуации иногда этому соответствует подавление и отрицание любого негативного материала, относящегося к беременности, как будто это может повредить ребенку.

Женщина в этот период находится во власти иррациональных представлений о том, что полезно и вредно, не слишком прислушивается к рекомендациям врачей и может совершать нелогичные поступки. Так, образованная и разумная женщина предпринимает неудобное и далекое путешествие. Или беременная часто и подолгу принимает ванны, считая, что это полезно ребенку.

Ближе к родам для матери нормально представлять плод в виде новорожденного, а когда срок разрешения становится еще ближе, она может воображать его неким идеальным малышом или ребенком постарше, часто тем самым идеальным существом, которым она хотела быть сама (Deutch, 1944).

На этом этапе часто происходит вступление в «тайное общество женщин» с его ритуалами и старыми сказками, при этом мужчины иногда видятся непрошенными гостями, способными повредить ребенку. Многие женщины воздерживаются от полового акта на этом этапе, хотя и остаются либидинозно активными, старые фантазии о том, что секс нанесет ущерб их телу, как будто оживают, вместе с представлением о том, что сексуальная активность потенциально навредит и ребенку так же, как вредила в фантазии его матери.

Фантазии о том, что плод – потенциально опасное, прожорливое создание, приходят в голову даже самым рассудочным матерям. Возможны и фобические страхи: например, что от клубники, съеденной матерью, у ребенка будут родимые пятна. Определенные виды пищи кажутся полезными для ребенка, а другие – вредными, без всяких разумных доказательств, даже вопреки медицинским свидетельствам о противоположном. Доводы рассудка тут бесполезны, даже самые интеллектуальные женщины в это время вновь по-детски верят в волшебство. Одна очень образованная, но недалекая женщина регулярно во время беременности ходила в музей созерцать прекрасные картины, чтобы родить красивого ребенка. Ее сознательная фантазия состояла в том, что, поступая так, а также думая только о прекрасном, она сделает ребенка совершенным.

Испытывая атаки старых фантазий и неразрешенных конфликтов прошлого, Эго нуждается в дополнительной поддержке окружающих, особенно Эго беременной впервые, для которой эти переживания новы и непривычны. В этом случае роль реальной матери женщины очень важна, а ее поддержка – бесценна. Если реальной матери нет, поддерживающую материнскую роль может взять на себя муж, в дополнение к роли отца-защитника. Неоценимую помощь тут могут оказать прочие члены семьи и друзья. Какой бы ни была ситуация внешней поддержки, в ней тем не менее присутствует особая психическая реальность, основа которой – первичные, младенческие отношения будущей матери с собственной матерью. Эти отношения могли быть конфликтными, что предопределяет конфликтность будущего материнства. Таким образом, материнство – это опыт трех поколений. Вопрос состоит в том, будет ли беременная женщина во внутрипсихическом плане идентифицироваться со своей интроецированной матерью или же будет соперничать с ней и достигнет успеха в своем желании быть лучшей матерью для своего ребенка, чем была (по ее ощущениям) ее мать для нее самой.

Третий и последний этап беременности отличают телесный дискомфорт и усталость по мере приближения родов. Это создает основу для будущей психической сепарации ребенка и матери, кульминационным моментом тут являются роды. На данном этапе преобладают различные фантазии о том, как пройдут роды и каким будет ребенок.

Так как возрастает потребность беременной в материнском внимании, то у нее воскресают и воспоминания о соперничестве с братьями и сестрами. В случае если она является единственной дочерью, соперничество может сместиться на родственников или друзей.

Для этого периода характерны колебания настроений: от радости – потому что ребенок вот-вот станет реальностью – до различных сознательных и бессознательных тревог всех беременных (о возможности смерти от родов, о том, нормален ли ребенок и не повредят ли его во время родов). Как бы сильно ни успокаивал женщину внешний мир, страхи упорны, словно в игру вступило старое чувство вины, которое говорит ей, что ничего хорошего из нее не выйдет. И, однако, одновременно она испытывает нетерпение, стремится завершить свою задачу и родить. На этом этапе превалируют фантазии об изгнании из тела, а некоторые женщины испытывают радостное возбуждение от того, что снова смогут играть активную роль при родах и оставить вынужденно пассивную роль беременной. Самые рационалистичные женщины могут утратить над собой контроль во время родов и упиваться катарсической свободой выражения агрессивных чувств и порывов, находясь как бы в оргастическом состоянии. Однако чувство вины проявляется снова в первом же вопросе, который неизменно задает после родов каждая мать: «Что с ребенком?»

Реальность ребенка входит в сознание матери и внешнего мира только когда появляется головка, и мать очень подбадривает к продолжению родов ответ внешнего мира (сестер и врачей) на реальность ребенка. Любопытство, касающееся его внешности, помогает преодолеть тревогу, которая в противном случае может вызвать вялость потуг.

После родов наступает период приспособления к ощущению пустоты в том месте, где был ребенок. Матери опять требуется изменить образ тела, чтобы чувствовать себя целой и не пустой внутри, прежде чем произойдет сживание с реальным рождением ребенка и признание его как отдельного человека, и, кроме того, ей одновременно необходимо совместить с этим реальным ребенком того, который был столь сокровенной частью ее тела. Матерей нередко неприятно удивляет, что они не ощущают немедленного прилива всепоглощающей материнской любви к ребенку, которого им показывают. Таким образом, возбуждение и облегчение от родов часто сменяется периодом упадка и депрессии, как это бывает после долгожданного успеха. Однако с помощью и при поддержке мужа и семьи эти трудности можно преодолеть. Фантазии беременности и даже тяготы родов быстро вытесняются и забываются, и, к счастью, отношения мать—дитя могут щедро вознаградить за все и удовлетворить их обоих.

Особое значение психоанализ придает таким понятиям, как «фантазматический» и реальный ребенок. К фантазии относятся определенные, иногда очень четкие, представления женщины о том, какого пола будет ребенок, какова его внешность. Иногда это патологические убеждения о возможном дефекте у ребенка или о неблагополучном исходе беременности. Женщина должна принять того ребенка, который родится в реальности, а не ребенка своего воображения. В сновидениях часто появляется образ младенца, он фиксируется в представлениях будущей матери. В случае сильного расхождения фантазий и реальности возникают осложнения в процессе родов, трудности в постнатальных отношениях, вплоть до непринятия ребенка. Случаи отказов от младенцев в родильных домах, возможно, бессознательно мотивированы именно этим. По этой же причине возникают сложности с уходом и вскармливанием.

Невыполнение специфических задач беременности соответствует трудностям во взаимоотношениях с ребенком на постнатальных стадиях, описанных Маргарет Малер (Mahler et al., 1975). Проблемы первого этапа вызывают трудности на симбиотической стадии развития младенца. Нерешенные психологические задачи второго этапа продлевают симбиоз, что тормозит развитие независимости ребенка, а в дальнейшем приводит к инфантилизации и трудностям вступления в социум. И наконец, невозможность психической сепарации беременной от плода влияет непосредственно на процесс родов: на их длительность, скорость, необходимость медицинского вмешательства.

Психологические изменения во время беременности проявляются в так называемом «синдроме беременности» – это психогенное состояние, ограниченное определенным периодом времени, который начинается не в день зачатия, а при осознании женщиной своего нового положения, и заканчивается не родами, а в момент «пигмалионизации» ребенка. Синдром беременности, как правило, переживается на бессознательном уровне, имеет определенные временные границы и характеризуется следующими симптомами.

На первом этапе женщины чаще всего испытывают аффект при осознании беременности. Чем выше социальный и интеллектуальный уровень женщины, чем более она независима и профессионально успешна, тем больше вопросов о смысле деторождения она поставит перед собой и тем труднее ей будет решиться стать матерью.

Часто женщины первое время «полагаются на волю случая», подсознательно желая, чтобы все разрешилось «само собой» (например, выкидышем или необходимостью искусственного прерывания беременности по медицинским показаниям). Если беременность не была запланирована, в большинстве случаев женщина обращается в консультацию с опозданием, когда беременность уже становится очевидной для нее самой и ей не остается ничего иного, кроме принятия себя в новом качестве. Описанное явление может охарактеризовать как симптом принятия решения. Для данного симптома характерно подсознательное отделение себя от факта собственной беременности; тут существуют два полюса: «Я и беременность». В этот период ощущения сосредотачиваются на себе (на своем Я), а отнюдь не на материнстве и будущем ребенке.

Следующим этапом развития синдрома беременности является рефлексивное принятие нового собственного образа: «Я в положении» (симптом нового Я), что характеризуется признанием физиологических изменений в своем организме.

Спайлбергер и Джейкобс показали, что реальные биологические и нейроэндокринные изменения, сопровождающие беременность, могут оказывать глубокое психологическое влияние на будущую мать (Spielberger, Jacobs, 1979). Как полагают эти авторы, поскольку такие изменения интенсивны в начале беременности и для адаптации к ним требуется некоторое время, вероятно, что именно этот фактор главным образом определяет эмоциональные переживания женщины в течение первого триместра. Подобные изменения создают особый тип психологического стресса, характеризующегося такими проявлениями, как тошнота, рвота, головокружение, головные боли и нарушения аппетита.

Особого внимания заслуживает симптом эмоциональной лабильности, который в той или иной степени присущ всему периоду беременности. Под этим симптомом подразумевается эмоциональная дезадаптивность, которая проявляется в колебаниях настроения. У некоторых женщин возрастает пассивность и появляется ощущение высшей удовлетворенности и наслаждения. У других в это время наступает легкая депрессия и усиливается физическая активность, возможно, потому, что беременная пытается отрицать новое ощущение собственной пассивности. Колебания настроения могут выражаться во внутреннем напряжении различной степени – от ощущения скуки, медлительности, возрастающего недовольства собой до осознанного чувства угнетенности.

С момента осознания и внутреннего принятия себя беременной у женщины обнаруживается симптом противоречивого отношения к беременности. В.И. Брутман и М.C. Радионова (1997) считают, что даже самая желанная беременность окрашена противоречивым аффектом, в котором одновременно сосуществуют радость, оптимизм, надежда и настороженное ожидание, страх, печаль. Здесь и опасения, и страхи, связанные с предстоящими родами, иногда доходящие до паники («Вынесу ли я роды?»), и неуверенность в способности родить и стать полноценной матерью, и страх за здоровье и судьбу будущего ребенка, обеспокоенность возможным ухудшением материального положения семьи, ущемлением личной свободы; и, наконец, переживания телесной метаморфозы и сопутствующей сексуальной непривлекательности. По мере осознания беременной своего нового качества высвечиваются лишь отдельные и всякий раз определенные грани этого амбивалентного комплекса.

Далее происходит характерная для беременности психическая перестройка самосознания женщины с постепенным включением туда образа ребенка (симптом принятия новой жизни в себе). Этот этап чаще всего наступает тогда, когда женщина начинает ощущать первые шевеления плода. Ребенок своими движениями как бы заставляет признать себя отдельным человеческим существом со своей собственной жизнью, которой мать управлять не может.

По мере роста плода чувственный компонент этих ощущений становится более ярким, приобретает оттенок предметности. Женщина в этот период обычно начинает интерпретировать поведение будущего младенца: «проснулся», «веселится», «беспокоится» и т. п. Наделенная смыслом беременность воодушевляет будущую мать, создает соответствующий аффективный фон, которым она заражает своего будущего младенца, его присутствие вызывает чувство нежности, окрашивается в теплые эмоциональные тона.

Некоторые женщины настолько погружены в эти переживания, что в их поведении также начинают появляться черты детскости. Они становятся более чуткими и внушаемыми, беспомощными и «размягченными». Как считают исследователи, в этот период беременности обычно возникает внутренний диалог матери с ребенком. Особое эмоциональное состояние способствует формированию образа ребенка, который включается в самосознание женщины. Этот образ наполняется особым чувственно-смысловым содержанием, которое можно охарактеризовать как «со-единство», «сроднение».

Симптом принятия новой жизни представляет собой вершину синдрома беременности, это своеобразный индикатор восприятия, переработки и оценки женщиной опыта такого психофизиологического состояния. Он характеризуется ростом чувства ответственности за судьбу ребенка, снами, мечтами и фантазиями о нем.

В этот период беременности явно прослеживается изменение конструкта «Я – окружающий мир». Женщины, в соответствии с изменившимся восприятием действительности, склонны наделять привычное социальное окружение новыми качественными характеристиками на фоне повышенной требовательности. Эту склонность можно определить как симптом завышенных притязаний по отношению к другим.

В структуре симптома завышенных притязаний следует разделять феномен недоверия к окружающим и феномен отношения к отцу будущего ребенка. Женщина, подсознательно требуя особого отношения к себе, может манипулировать окружающими. Изменяется и восприятие мужчины, который превращается в отца будущего ребенка. Большинство мужчин, подсознательно ожидая изменения социометрического статуса и свою ненужность (связанную с перспективой появления другого значимого человека в жизни женщины), на сознательном уровне скрывают вызванную этим тревогу, реализуя это в неосознанном избегании жены. Таким образом, женщина оказывается без мужской поддержки в тот момент, когда она больше всего нуждается в ней.

Все это усугубляется еще и тем, что большинство женщин во время беременности испытывают так называемый сенсорный голод, вызывающий повышенную раздражительность, нередко переходящую в агрессию по отношению к окружающим, а в особенности к мужчине. В данном случае уместно говорить о симптоме ощущения депривации, сопровождающемся духовным отчуждением.

Начиная с периода в 20—25 недель возникает еще одна проблема, заслуживающая внимания. Физиологические изменения, происходящие с беременной женщиной, нередко делают для нее невозможной полноценную сексуальную жизнь, что создает или увеличивает дистанцию в общении с мужчиной. Перечисленные факторы могут способствовать возникновению симптома сексуальной неполноценности в период беременности.

Следующим и одним из самых ярких и эмоционально насыщенных симптомов является симптом страха перед родами. Вероятно, каждая женщина в некоторой степени испытывает внутренний конфликт, который выражается, с одной стороны, в желании поскорее родить, а с другой стороны – избежать родов. С одной стороны, она ожидает благополучного завершения беременности, с другой стороны, роды вызывают страх и беспокойство. На степень психической незащищенности женщин перед родами указывает то, с какой легкостью большинство из них соглашаются применение любых обезболивающих средств, не думая о возможных последствиях для ребенка.

Кроме того, в период беременности женщина переживает симптом нетерпения. Она испытывает нарастающее нетерпение и возбуждение, связанное с уже надоевшей беременностью, и непреодолимое стремление к ее окончанию. В этот же период наблюдаются характерные колебания настроения: от радости – потому что ребенок вот-вот станет реальностью – до различных сознательных и бессознательных тревог всех беременных (о возможности смерти от родов, о том, нормален ли ребенок и не повредят ли его во время родов). Некоторые женщины испытывают радостное возбуждение от того, что снова смогут играть активную роль при родах и оставить вынужденно пассивную роль беременной.

Завершающим симптомом синдрома беременности является пигмалионизация родившегося ребенка: переход в восприятии матери от его фантастического образа к реальному.

Описанный выше синдром типичен для периода беременности у всех женщин. Вместе с тем его симптомы в каждом конкретном случае выражены в различной степени. Наиболее ярко указанные симптомы, усиленные страхом перед неизвестным, проявляются в течение первой сохраненной беременности.

Существует также периодизация беременности с точки зрения особенностей восприятия женщиной своей беременности, где выделяют пять периодов: идентификация беременности, до начала шевеления, появление и стабилизация ощущений шевеления, седьмой и восьмой месяцы беременности, предродовой период (Филиппова, 2002).

Стиль переживания беременности включает в себя:

? физическое и эмоциональное переживание момента идентификации беременности;

? переживание симптоматики беременности;

? динамику переживания симптоматики по триместрам беременности;

? преимущественный фон настроения в эти периоды;

? переживание первого шевеления и шевелений в течение всей второй половины беременности;

? содержание активности женщины в третий триместр беременности.

Первый период – идентификация беременности – в большинстве случаев начинается и заканчивается еще до возникновения первых изменений физического состояния женщины и непосредственно связан с осознанием факта беременности.

Обычно предположение о возможности беременности появляется у женщины через 2—3 дня после задержки менструации. В обычных случаях возникновение первого подозрения уже вызывает определенные переживания. Пока факт беременности не подтвержден, эти переживания почти всегда носят оттенок беспокойства, причиной которого является либо страх наступления беременности, либо страх ее ненаступления.

«Положительная» тревога обычно ведет к раннему и точному установлению факта беременности. В случаях нежелательной беременности в сочетании с затруднениями ее прерывания возможно, напротив, длительное затягивание периода до ее подтверждения.

Сроки идентификации беременности составляют примерно одну неделю. В большинстве случаев за это время принимается решение о сохранении беременности или ее прерывании.

Выделяют восемь вариантов реакций на идентификацию беременности (Филлипова, 2002):

1. Тревожный. При подозрении на беременность возникает сильная тревога, которая сохраняется до подтверждения факта беременности и после него, часто даже усиливаясь. Характерно сохранение в памяти всех обстоятельств идентификации беременности, их высокая эмоциональность.

2. Адекватный тип. Сначала слабо выраженные отрицательные эмоции, которые перемежаются с более выраженными положительными. Общее состояние можно описать как удовлетворение, радостное удивление. После того как факт беременности подтвердился, женщина настраивается, сосредотачивается на планах, задачах.

3. Первые эмоции отрицательные (страх, ужас, растерянность, разочарование и др.). Затем может произойти смена настроения, если женщина находит положительные стороны беременности.

4. Эйфория. Ярко выраженные радостные переживания, начисто отсутствуют какие-либо признаки тревоги, озабоченности, сожаления. Чаще всего такое состояние характерно при общей личностной незрелости женщины, неприятии на себя ответственности. Любое нарушение «идеального течения беременности» ведет к появлению страха, резкой смене эмоционального состояния. Эти женщины часто не готовы решать проблемы послеродового периода.

5. Амбивалентность. Характеризуется периодической сменой полярных эмоций, затягиванием решения о сохранении беременности. Обычны раннее проявление соматических ощущений, связанных с беременностью, их сильная выраженность.

6. Слабо выраженное амбивалентное отношение с неоправданным затягиванием решения о сохранении беременности. Причинами, мешающими это сделать, могут быть: недостаток денег, заболевание типа простуды или просто «некогда было». Такое отношение можно выразить фразой: «Когда хватилась, уже поздно было». Последствия зависят от конкретной ситуации: от благополучной коррекции до отказа от ребенка.

7. Чрезмерно длительная интенсификация. Признаки беременности интерпретируются как недомогание. Соматические ощущения часто смазаны. Подозрения на беременность возникают, но активно подавляются. Такое состояние чаще всего бывает у женщин, впоследствии отказывающихся от ребенка.

8. Аффективно-отрицательное переживание идентификации беременности. Устойчиво вне зависимости от решения о ее сохранении. В дальнейшем первые негативные эмоции могут переходить либо в игнорирование факта беременности, либо в депрессивное состояние, либо сохраняется аффективно отвергающее отношение. Идентификация беременности обычно происходит вовремя.

По происхождению беременность разделяют на случайную и запланированную (Овчарова, 2003). Случайной является беременность, которая оказалась нежеланной или неожиданной для супругов. Запланированная бывает двух видов: запланированная обоими партнерами или планируемая только женщиной.

Мотивы сохранения беременности зависят главным образом от личностных установок женщины и социальных нормативов общества, определяемых культурно-историческим временем, в котором она живет. Н.В. Боровикова и С.А. Федоренко выделили следующие мотивы сохранения беременности. Первые два мотива проявляются как на бессознательном, так и на сознательном уровнях, остальные обычно не осознаются женщинами.

1. Беременность ради ребенка – самый позитивный мотив, отражающий психологическую потребность женщины в материнстве и готовность к нему. Он характерен для социально зрелых женщин, у которых состоялась личная жизнь, а также для одиноких женщин в возрасте.

2. Беременность от любимого человека создает высокий уровень адаптивности женщины к беременности. Будущий ребенок выступает как частица любимого человека, символ «светлого» прошлого или настоящего, который женщина хочет пронести через всю жизнь.

3. Беременность как соответствие социальным ожиданиям – этот мотив обычно присущ молодым девушкам из обеспеченных семей или вышедшим замуж по расчету, когда пожилые родители не имеют внуков (то есть они рождают ребенка не для себя, а для родителей). Следует также выделить беременность для мужчины. При этом ребенок рождается не столько в соответствии с желанием женщины, сколько по просьбе мужа или значимого мужчины.

4. Беременность как протест – это «беременность назло» значимому мужчине или родителям. Такое поведение свойственно молодым девушкам. Беременность носит характер вызова, противостояния миру взрослых и часто тяжело травмирует психику женщины. Будущий ребенок используется в качестве объективного аргумента, объясняющего невозможность возврата к прежним отношениям.

5. Беременность ради сохранения отношений, когда женщина решается на рождение ребенка, чтобы внести нечто новое в близкие отношения с мужчиной и удержать его рядом.

6. Беременность как отказ от прошлого – в этом случае беременность сама женщина может расценивать как желание почувствовать себя личностью, обрести женскую индивидуальность, зачеркнуть прошлое. Нередко это символизирует начало нового этапа в жизни и наиболее часто встречается у женщин с «туманным и бурным» прошлым.

7. Беременность как уход от настоящего преобладает у одиноких женщин, потерявших надежду на личное счастье. Они пытаются уйти от своих проблем в ребенка, заместить свою жизнь его жизнью.

8. Беременность ради сохранения здоровья – мотив обусловлен боязнью причинить вред здоровью абортом или утратить возможность деторождения в будущем.

Кроме того, можно выделить мотив рождения ребенка для получения материальной выгоды, что достаточно часто встречается в последнее время.

Описанные мотивы не существуют в чистом виде, а взаимно дополняют друг друга на фоне доминирования одного из них. Кроме того, они присутствуют на особом мотивационном фоне. Выделяют три таких фона.

Для молодых женщин роль подобного фона часто играет привлекательность неизвестного, стремление к новым острым ощущениям. Решение родить ребенка обычно характеризуется недопониманием степени ответственности матери, что обусловлено прежде всего незрелостью личности. При в целом благоприятной атмосфере социального окружения беременность может протекать в экзальтированном, приподнятом настроении. Поведенческие реакции характеризуются как игровые, с преобладанием детских паттернов поведения.

Для женщин постарше (после 25 лет) решение сохранить беременность может определяться стремлением «быть не хуже других». Особенно ярко это проявляется у женщин, несколько лет состоящих в бездетном браке. В этом случае беременность приобретает позитивную окраску: ребенка ждут, он желанен, а сама женщина испытывает чувство гордости, связанное со своим новым положением.

И наконец, это самоутверждение через беременность. Основной характеристикой такого фона является внешний характер. Его навязывают женщине в процессе социализации посредством воспитания и всего комплекса прививаемых с детства психологических установок.

Второй период – до начала шевеления. Этот период охватывает вторую половину первого триместра беременности и начало второго. Физиологически он характеризуется гормональной перестройкой организма и сопутствующими неприятными физическими ощущениями, изменениями в эмоциональном состоянии, симптоматикой беременности. В этот период у женщин появляется раздражительность, резкая смена настроений, снижается общая активность (Волков и др., 1995; Смирнова, 1994).

Беременные женщины по-разному оценивают и воспринимают свои недомогания и эмоциональные состояния в этот период. Появление ожидаемого ребенка становится реальным фактом, хотя он еще не родился. Материнское чувство еще свободно от внешней стимуляции, которую дает младенец, но женщина уже имеет возможность почувствовать происходящие изменения. Отношение матери к своему ребенку на этом этапе развивается, так как она знает о его существовании и сроках появления.

В этот период представления о ребенке не очень конкретны, женщины его трудно описать, в основном она в состоянии описать свои эмоции и переживания.

Выделяют пять вариантов восприятия беременности на данном этапе (Филлипова, 2002):

1. Оптимальный вариант. Соматический компонент выражен четко, средней интенсивности, он расценивается как неизбежное, вполне терпимое состояние. Активно применяются методы оптимизации самочувствия. Эмоциональное состояние характеризует немного повышенная раздражительность, которая интерпретируется как усталость и следствие недомогания. Ребенок представляется в возрасте около года. Активность по подготовке к родам и материнству слабая, часто типа «займусь этим позже». Чаще всего соотносится со 2-м и 3-м типами идентификации беременности.

2. Интенсивное переживание эмоциональных и соматических состояний. Эмоциональное состояние характеризуется повышенной раздражительностью, требовательностью к окружающим. Физические симптомы переживаются очень тяжело, повышена чувствительность к ним. Методы оптимизации самочувствия практически не используются, поскольку не вызывают доверия. Образ ребенка либо отсутствует, либо, напротив, очень конкретен, ребенок представляется идеальным, «выстраданным матерью». Сочетается со 2, 4, 5-м типами идентификации беременности.

3. Тревожное переживание беременности с прогнозированием неблагополучного исхода для себя или ребенка. Соматический компонент переживается очень остро, любое изменение в состоянии оценивается как угрожающее. Практически постоянно тревожный фон настроения, периоды нормального настроения кратковременны. Нередка угроза выкидыша. Ориентация на неблагоприятные прогнозы, игнорирование благоприятных. Образ ребенка почти отсутствует, иногда встречаются представления о возможных врожденных увечьях. Сочетается с 5-м и 6-м типом идентификации беременности.

4. Депрессивное состояние. Физические симптомы переживаются как тяжелые, мучающие. Общее переживание беременности как обреченности, на словах нередко отношение к будущему ребенку как к сверхценности. Ребенок чаще всего вообще никак не представляется, как и послеродовой период. Часто сочетается с 5-м и 6-м, реже – с 8-м типом идентификации беременности.

5. Разные формы отвержения беременности при принятии решения о ее сохранении:

а) почти полное отсутствие всей симптоматики. Иногда состояние даже бодрее, чем до беременности. Характерно активное планирование жизни после беременности. Образ ребенка часто вполне четкий, представление о нем соответствует его социальному статусу. Обычно сочетается с 5, 6 и 7-м типом идентификации беременности;

б) аффективно-отрицательное переживание симптомов как чего-то ненужного, мешающего. Необходимость подготовки к послеродовому периоду раздражает, часто женщина не соблюдает простые правила режима. Ребенок еще не воспринимается как человек, это состояние часто интерпретируется как отношение к беременности, а не к ребенку. Может сочетаться с 5-м и 6-м, реже с 7 типом идентификации беременности.

в) устойчивое отрицательное отношение с попытками прерывания беременности.

Соматический компонент выражен средне, ребенок представляется как нежеланный или как наказание. Сочетается с 8-м или 7-м типом идентификации беременности.

Все эти типы переживания второго периода беременности создают условия для следующего, достаточно важного для развития будущей матери периода – начала шевеления ребенка.

Третий период – появление и стабилизация ощущений шевеления ребенка. Первые ощущения шевелений начинаются обычно в середине второго триместра. Для физического и эмоционального самочувствия будущей матери этот период наиболее благоприятен. Исчезают симптомы недомогания, настроение становится более устойчивым. Появление шевелений позволяет воспринимать образ ребенка конкретнее и дает богатую пищу для интерпретации его субъективных состояний. Первые шевеления ребенка сначала трудноразличимы. Часто женщины подолгу вслушиваются в свое состояние, чтобы их ощутить. Эти ощущения обычно приятны для женщины и хорошо сохраняются в памяти в течение многих лет (Коваленко, 1998).

Шевеления влияют не только на отношение к беременности и ребенку, они позволяют матери конкретизировать ее «стартовый» стиль эмоционального взаимодействия с ребенком (Ворошнина, 1998).

? Усиливающий стиль выражается в переживании тревоги при шевелении, эти ощущения расцениваются как признак недовольства ребенка, боязни и т.п. Положительное состояние ребенка отмечается редко и почти не интерпретируется.

? Осуждающий стиль проявляется в том, что мать часто воспринимает ощущения как мешающие, испытывает неудобство, если ребенок сильно шевелится в присутствии других людей. Она не может четко определить, какое ее поведение служит причиной хорошего или плохого настроения ребенка.

? Игнорирующий стиль выражается в описании шевелений как физиологических ощущений, не связанных с образом ребенка. Женщина не может описать динамику или характер шевелений, не представляет себе движений ребенка.

? Адекватный стиль характеризуется четкой интерпретацией характера движений ребенка. Женщина хорошо представляет себе, как двигается и что чувствует ребенок, соотносит его шевеления как с внешними событиями, так и с субъективным состоянием ребенка. При обращении к нему интонирует свою речь адекватно представляемым состояниям ребенка. Интерпретация шевелений ребенка в основном положительная, отрицательной она бывает только в связи с конкретными причинами (Филиппова, 2002).

Четвертый период приходится на седьмой и восьмой месяцы беременности. Третий триместр беременности считается достаточно сложным, в том числе и в плане восприятия беременности. В этот период у женщин ограничена физическая активность, несколько ухудшается самочувствие, легко возникает усталость. Одновременно с этим несколько повышается тревожность по поводу послеродового периода, страх родов. Такое состояние воспринимается по-разному, одни женщины стараются его использовать, чтобы «набраться сил» перед родами и последующим уходом за ребенком, другие переживают его как неприятный период и остро реагируют на неудобства, связанные с увеличением живота. Практически во всех случаях к концу этого периода возникает чувство, которое можно выразить словами «скорей бы уж все закончилось», но одни его интерпретируют как нетерпение увидеть ребенка, а другие – как избавление от неудобств беременности.

Образ ребенка в этот период становится более конкретным, женщины достаточно легко представляют себе его внешний вид, особенности поведения, свои действия с ним. В связи с этим повышается активность, связанная с подготовкой к родам и послеродовому периоду, большинство женщин стремятся повысить свою материнскую компетентность. Общее повышение беспокойства реализуется в деятельности, связанной с подготовкой к рождению ребенка, такая деятельность способствует проработке образа ребенка и представлений о своих материнских функциях.

В последнем триместре беременности практически для всех женщин характерно повышение внешней активности, как бы стремление привести в порядок свои дела и окружение. В.И. Брутман (1996) называет это время «периодом обустройства гнезда». Как правило это активная подготовка к рождению ребенка, приготовление вещей, выбор родильного дома и т.д. Другим вариантом является повышение активности, направленной на не связанные с ребенком дела. Чаще всего это стремление закончить учебу, сдать экзамены, защитить диплом, а также произвести ремонт, купить дачу и т.п. Нередко это интерпретируется как необходимое для будущего ребенка, хотя обычно такой объективной необходимости нет.

Одним из проявлений такой смещенной активности на последних месяцах может считаться поведение женщин, отказывающихся от ребенка при игнорирующем стиле восприятия беременности. Тогда для рождения ребенка может не делаться практически ничего. Обычно отсутствие или уменьшение интересов, связанных с ребенком, сочетается с другими признаками сниженной ценности материнства и ребенка для данной женщины. Изменение направленности активности беременной в «период обустройства гнезда» отражает динамику, происходящую в содержании ее восприятия беременности.

Таким образом, этот период отражает сложную динамику эмоционального состояния во время беременности, когда вся психика будущей матери подготавливается к выполнению ее функции после родов.

Пятый период – предродовой – очень важен с физиологической точки зрения. Тут происходит полная подготовка организма к родам, идет накопление энергетического запаса для родов и послеродового периода. В сфере поведения и эмоций тут наблюдается снижение активности, общее расслабление, некоторое эмоциональное «отупение». В этот период у женщин обычно снижается страх перед родами, они наиболее адекватно, по сравнению с другими периодами, оценивают свои возможности и представляют ребенка и свои действия с ним (Скобло, Дубовик, 1992; Брутман и др., 1997).

Но при неблагоприятной динамике тут, напротив, возрастает тревожность, обостряются физиологические нарушения, женщина практически перестает ориентироваться в своих ощущениях, нередко их игнорирует. При игнорирующем стиле у женщин может не наблюдаться снижения активности и эмоциональности, что иногда приводит к преждевременным родам (Ворошнина, 1998).

Если же говорить о беременности в целом, можно выделить шесть стилей переживания беременности (Филиппова, 2002):

1. Адекватный. Для него характерны: идентификация беременности без сильных и длительных отрицательных эмоций; выраженные соматические ощущения от состояния беременности. В первом триместре возможно общее снижение настроения без депрессивных эпизодов, появление раздражительности, во втором триместре – благополучное эмоциональное состояние, в третьем триместре – повышение тревожности и ее снижение к последним неделям. Активность в третьем триместре ориентирована на подготовку к послеродовому периоду. Первое шевеление ребенка ощущается в 16—20 недель, сопровождается положительными эмоциями; последующие шевеления четко отделены от других ощущений, не сопровождаются отрицательными соматическими и эмоциональными переживаниями.

2. Тревожный. Идентификация беременности тревожная, со страхом, беспокойством, которые периодически возобновляются. Соматический компонент сильно выражен по типу болезненного состояния. Эмоциональное состояние в первый триместр повышенно тревожное или депрессивное, во втором триместре не наблюдается стабилизации, повторяются депрессивные или тревожные эпизоды, в третьем триместре эти проявления усиливаются. Активность в третьем триместре связана со страхами за исход беременности, родов, послеродовой период. Первое шевеление ощущается рано, сопровождается длительными сомнениями или, напротив, четкими воспоминаниями о дате, часе, условиях, переживается с тревогой, испугом, возможны болезненные ощущения. Дальнейшие шевеления часто связаны с тревогой за себя и здоровье ребенка. Характерен поиск нужной информации, патронажа. Характер шевеления интерпретируется с точки зрения возможных нарушений в развитии ребенка.

3. Эйфорический. Все характеристики носят неадекватную эйфорическую окраску, отмечается некритическое отношение к возможным проблемам беременности и материнства, нет дифференцированного отношения к характеру шевеления ребенка. Обычно к концу беременности появляются осложнения. Проективные методы показывают ожидание неблагополучия в послеродовом периоде.

4. Игнорирующий. Идентификация беременности слишком поздняя, сопровождается чувством досады или неприятного удивления. Соматический компонент либо не выражен совсем, либо состояние даже лучше, чем до беременности. Динамики эмоционального состояния по триместрам либо не наблюдается, либо отмечается повышение активности и общего эмоционального тонуса. Первое шевеление отмечается очень поздно; последующие шевеления носят характер физиологических переживаний, доставляют физическое неудобство. Активность в третьем триместре повышается и направлена на интересы, не связанные с ребенком.

5. Амбивалентный. Общая симптоматика сходна с тревожным типом, особенностью этого стиля являются резко противоположные по физическим и эмоциональным параметрам переживания шевеления, характерно возникновение болевых ощущений. Интерпретация отрицательных эмоций преимущественно отражает страх за ребенка или исход беременности, родов. Характерны ссылки на внешние обстоятельства, мешающие благополучному восприятию беременности.

6. Отвергающий. Идентификация беременности сопровождается резкими отрицательными эмоциями; вся симптоматика резко выражена и негативно окрашена – физически и эмоционально. Беременность переживается как кара, помеха и т. п. Шевеление окрашено неприятными физиологическими ощущениями, сопровождается неудобством, брезгливостью. К концу беременности возможен всплеск депрессивных или аффективных состояний.

Каждый конкретный случай беременности неповторим, он лишь отчасти приближается к описанным. Стили восприятия беременности обычно соотносятся с ценностью ребенка для матери. При адекватном восприятии беременности ребенок обладает ценностью, при тревожном или амбивалентном восприятии ценность ребенка повышена или понижена. При игнорирующем или отвергающем стиле – ценность ребенка низкая, при эйфорическом она обычно неадекватна и заменена другими ценностями.

Кроме приведенной выше типологии стилей восприятия беременности И.А. Аршавский, опираясь на учение А.А. Ухтомского о доминанте, предложил понятие «гестационной доминанты» (от лат. gestatio — беременность, dominans – господствующий). Оно наиболее удачно отражает особенности протекания физиологических и нервно-психических процессов в организме беременной женщины (Аршавский, 1967). Гестационная доминанта обеспечивает направленность всех реакций организма на создание оптимальных условий для развития эмбриона, а затем плода. Это происходит путем формирования, под влиянием факторов внешней и внутренней среды, стойкого очага возбуждения в центральной нервной системе, обладающего повышенной чувствительностью к раздражителям, имеющим отношение к беременности и способным оказывать тормозящее влияние на другие нервные центры.

Различают физиологический и психологический компоненты гестационной доминанты, которые, соответственно, определяются биологическими или психическими изменениями, происходящими в организме женщины, направленными на вынашивание, рождение и выхаживание ребенка. Психологический компонент гестационной доминанты (ПКГД) вызывает особый интерес перинатальных психологов и психотерапевтов. Он представляет собой совокупность механизмов психической саморегуляции, включающихся у женщины при возникновении беременности, направленных на сохранение гестации и создание условий для развития ребенка, формирующих отношение женщины к беременности, ее поведенческие стереотипы (Добряков, 2002).

В результате изучения анамнестических сведений, клинико-психологических наблюдений за беременными женщинами и бесед с ними было выделено пять типов ПКГД: оптимальный, гипогестогнозический, эйфорический, тревожный и депрессивный (Добряков, 1996).

Оптимальный тип ПКГД отмечается у женщин, ответственно, но без излишней тревоги относящихся к своей беременности. В этих случаях, как правило, супружеские отношения зрелые и гармоничные, беременность желанна для обоих супругов. Женщина, удостоверившись в наступлении беременности, продолжает вести активный образ жизни, но своевременно встает на учет в женскую консультацию, выполняет рекомендации врачей, следит за своим здоровьем, с удовольствием и успешно занимается на курсах дородовой подготовки. Оптимальный тип способствует формированию гармонического семейного воспитания ребенка.

Гипогестогнозический тип ПКГД (от греч. hypo – приставка, означающая слабую выраженность; лат. gestatio — беременность; греч. gnosis – знание) нередко встречается у женщин, не закончивших учебу, увлеченных работой. Среди них встречаются как юные студентки, так и женщины, которым скоро исполнится или уже исполнилось 30 лет. Первые не желают брать академический отпуск, продолжают сдавать экзамены, посещать дискотеки, заниматься спортом, ходить в походы. Беременность у них часто незапланированна и застает их врасплох. Женщины второй подгруппы, как правило, уже имеют профессию, увлечены работой, нередко занимают руководящие посты. Они планируют беременность, так как справедливо опасаются, что с возрастом повышается риск возникновения осложнений. С другой стороны, эти женщины не склонны менять жизненный стереотип, у них «не хватает времени» встать на учет в женскую консультацию, посещать врачей, выполнять их назначения.

Женщины с гипогестогнозическим типом ПКГД нередко скептически относятся к курсам дородовой подготовки, пренебрегают занятиями. После родов у них часто отмечается гипогалактия. Уход за детьми, как правило, передоверяется другим лицам (бабушкам, няням), так как сами матери «очень заняты». Нередко этот тип ПКГД также встречается у многодетных матерей. Чаще всего ему сопутствуют такие типы семейного воспитания, как гипопротекция, эмоциональное отвержение, неразвитость родительских чувств.

Эйфорический тип ПКГД (от греч. еи – хорошо; phero – переносить) отмечается у женщин с истерическими чертами личности, а также у длительно лечившихся от бесплодия. Нередко беременность у них становится средством манипуляции для изменения отношений с мужем, достижения меркантильных целей. При этом декларируется чрезмерная любовь к будущему ребенку, возникающие недомогания и трудности преувеличиваются. Женщины претенциозны, требуют от окружающих повышенного внимания, выполнения любых прихотей. Они посещают врачей и курсы дородовой подготовки, но прислушиваются далеко не ко всем советам и выполняют не все рекомендации или делают это формально. Эйфорическому типу ПКГД соответствует гиперпротекция, нередко конфликт между супругами захватывает сферу воспитания.

Тревожный тип ПКГД характеризуется высоким уровнем тревоги, что влияет на соматическое состояние. Тревога может быть вполне оправданной и понятной (наличие острых или хронических заболеваний, дисгармоничные отношения в семье, неудовлетворительные материально-бытовые условия и т. п.). В некоторых случаях беременная женщина либо переоценивает имеющиеся проблемы, либо не может объяснить, с чем связана тревога, которую она постоянно испытывает. Нередко тревога сопровождается ипохондрией. Повышенную тревожность нетрудно выявить как врачу женской консультации, так и ведущим курсы дородовой подготовки, однако беременные женщины с этим типом ПКГД далеко не всегда получают адекватную помощь. К сожалению, именно неправильные действия медицинских работников довольно часто способствуют повышению тревоги у женщин. В этих случаях повышенный уровень тревожности у беременной женщины должен расцениваться как ятрогенный (от греч. iatros — врач; genes – порождающий), то есть он связан с неправильным оказанием медицинской помощи. Большинство беременных женщин с этим типом ПКГД нуждаются в помощи психотерапевта. Став матерями, они отличаются повышенной моральной ответственностью, не уверены в своей способности воспитывать ребенка. Воспитание чаще всего носит характер доминирующей гиперпротекции. Нередко конфликт между супругами захватывает сферу воспитания, что порождает противоречивый тип воспитания.

Для депрессивного типа ПКГД прежде всего характерен резко сниженный фон настроения. Женщина, мечтавшая о ребенке, может утверждать, что теперь его не хочет, не верит в свою способность выносить и родить здоровое дитя, боится умереть в родах. Часто у нее возникают мысли о собственном уродстве, то есть дисморфоманические идеи (от греч. dys – приставка, означающая расстройство; morphe — форма; mania — одержимость). Женщины считают, что беременность их «изуродовала», боятся, что их покинет муж, часто плачут. В некоторых семьях подобное поведение будущей матери может действительно ухудшить ее отношения с родственниками, которые объясняют все капризом и не понимают, что женщина нездорова. Это еще больше усугубляет ее состояние. В тяжелых случаях появляются сверхценные, а иногда и бредовые ипохондрические идеи, идеи самоуничижения, суицидальные тенденции. Гинекологу, акушеру, психологу, всем, кто общается с беременной, очень важно своевременно выявить подобную симптоматику и направить женщину на консультацию к психотерапевту или психиатру, который сможет определить невротический или психотический характер депрессии и провести соответствующий курс лечения. К сожалению, депрессивный тип ПКГД, как и тревожный, нередко формируется у беременной женщины на фоне неадекватных высказываний и поступков медицинского персонала, то есть является ятрогенией. Отклонения в сфере семейного воспитания при этом типе ПКГД аналогичны тем, что наблюдаются при тревожном типе, но выражены ярче. Встречаются также эмоциональное отвержение, жестокое обращение. При этом мать испытывает чувство вины, усугубляющей ее состояние.

Тип ПКГД отражает, прежде всего, личностные изменения и реакции женщины и проявляется во взаимоотношениях. О типе психологического компонента гестационной доминанты можно судить, основываясь на результатах исследования значимых отношений беременной. Именно это и позволяет оценить тест отношений беременной ТОБ(б) (см. Приложение в конце данной главы).

Выделяют также различные варианты отношения женщин к родам.

Оптимальным вариантом является такая установка: «Роды – трудная творческая работа». В этом случае женщина настроена на трудную, продолжительную работу, готова терпеть боль, осознает свою активность в этом процессе. Она трудится ради результата – рождения ребенка. Это адекватное отношение к родовой деятельности.

Другие варианты отношения к родам сочетаются с отклоняющимися типами переживания беременности. При эйфорическом настрое это «незаслуженное наказание», при тревожном – «кара за грехи», при амбивалентном – «роды как искупление вины», при игнорирующем – «рядовое, малозначимое событие».

Послеродовой период – это время высокого риска возникновения психических расстройств, одним из которых является постнатальная (послеродовая) депрессия. У женщин в послеродовой период повышается вероятность появления депрессии, поскольку происходят личностные и жизненные изменения (Mark, Williams, 1992). Дж. Боулби выдвинул предположение о том, что депрессивные матери «присутствуют наполовину»: физически присутствуют, но эмоционально отсутствуют. С тех пор было проведено множество исследований этой темы (Крюкова и др., 2005).

В группу риска по возникновению послеродовой депрессии относят:

1) женщин, у которых в семье встречалась психопатология;

2) женщин, переживающих по поводу рождения ребенка с физическим или психическим дефектом;

3) женщин, у которых начало материнства связано с негативными эмоциями и трудностями;

4) женщины, которые не получали социальной поддержки.

Изучение концепции «материнствования» (mothering), а именно реального материнского поведения и реакций матери на события после родов, позволило выделить две группы матерей – «помогающих» и «регулирующих».

В первую группу вошли женщины, ориентированные на естественные роды и отводящие ребенку центральное место в жизни. Ко второй относят женщин, не желающих оставлять работу, карьеру, у которых появление ребенка обусловлено социальными нормативными представлениями о семейной жизни.

Женщины обеих групп одинаково подвержены послеродовой депрессии. У «помогающих» матерей депрессия возникает из-за невозможности адекватно осуществлять материнские функции либо находиться рядом с ребенком (например, в случае ранней госпитализации новорожденного). «Регулирующие» матери склонны к депрессии, поскольку не могут объединить карьеру и заботу о ребенке, а также ощущают потерю независимости.

Зарубежные исследователи отмечают, что неблагоприятное действие перинатальной депрессии не проходит с рождением ребенка и затрагивает не только самочувствие матери, но отражается и на здоровье ребенка (Meredith, Noller, 2003). Следует добавить, что депрессивное состояние матери, по сравнению с другими состояниями, особенно неблагоприятно для психического развития ребенка, в частности оно влияет на чувство базисного доверия, внутренние защитные механизмы, развитие речи.

Выделяют следующие постнатальные депрессивные состояния (Gilbert, 1992): 1) материнская меланхолия; 2) послеродовая депрессия; 3) послеродовой психоз.

Около 50—60% женщин страдают от меланхолии, для которой характерна склонность к слезам без причины, неспособность к контакту, утомляемость, нарушения сна, низкий аппетит. Пик негативного состояния приходится на пятый день после родов (Verny, Rtlly, 1981). Большинство из перечисленных проявлений требуют доброго отношения, поддержки, понимания, а не психиатрического вмешательства.

Что касается депрессии, то исследования Пиита (Piit, 1968) показали, что 10—15% родильниц страдают от серьезных депрессивных расстройств, которые он назвал «атипичной депрессией». Ее симптомы включают: различные тревоги, слезливость, замешательство, раздражительность, утомляемость, бессонницу, чувство вины, страх причинить вред себе или ребенку. Некоторые женщины замечают изменения своего характера, например, что они стали злыми и раздражительными в семье, что также усугубляет депрессию и снижает самооценку.

Кроме того, тут наблюдается: усталость, повышенная чувствительность, тревога, страх, отчаяние, чувство беспомощности или безнадежности, чрезмерной зависимости, неадекватности, чувство «изменения» («Я не такая, какой была раньше»), ощущение, что «жизнь никогда не будет такой же», недостаток энергии, потеря интереса к сексуальной активности, а также беспричинные страхи за свое здоровье, жизнь и безопасность ребенка. Депрессия может продолжаться от месяца до нескольких лет. Обычно начало депрессии связано с родами, но также может проявиться через некоторое время после рождения ребенка (Chalmers, 1993).

Расстройство проявляется часто после того, как женщину выписывают из роддома, но может наступить как раньше, так и месяц спустя. Многие исследования подтверждают, что послеродовая депрессия имеет длительное продолжение, может протекать месяцы или даже годы (O’Hara, Zekoski, 1988).

Послеродовой психоз встречается гораздо реже, у 1—2 женщин на 1000, и в большинстве случаев связан с эмоциональными нарушениями или заболеваниями (Platz, Kendell, 1988). Уныние, появившееся после родов, может стать причиной психоза. Эту форму также называют родовой горячкой. Обычно симптомы психоза появляются неожиданно во время родов или сразу же после них. Также это может случиться во время беременности или через некоторое время после рождения ребенка. Часто появляются галлюцинации, странности поведения. Женщина в таком состоянии не способна заботиться о ребенке; она нуждается в госпитализации, медицинской и психологической помощи.

К перечисленным формам постнатальной депрессии Б. Чалмерс добавляет еще одну, которую она называет «материнская депрессия». Исследовательница считает, что факторы, связанные с приобретением материнского статуса, материнских качества влияют на развитие материнской депрессии сильнее, чем физиологические аспекты беременности и родов. Продолжительность депрессии (от нескольких недель до нескольких месяцев после родов) также подтверждает, что роды сами по себе не являются фактором первостепенного значения (Chalmers, 1993).

Различные авторы выделяют несколько групп возможных причин постнатальной депрессии: физиологические и гормональные; психологические или личностные; социальные. Следует заметить, что, как правило, причины постнатальной депресии носят комплексный характер. Интенсивность и сочетание перечисленных причин могут влиять на возникновение и продолжительность постнатальной депрессии. Некоторые исследователи также связывают возникновение постнатальной депрессии с особенностями личности и полагают, что существуют группы женщин, которые особенно предрасположены к возникновению депрессии в послеродовой период.

Девиантное материнство. Последние несколько десятилетий проблемы родительской жестокости и пренебрежения нуждами ребенка стали предметом научного исследования различных специалистов во всем мире (Finkelhor, Browne, 1984; Kadushin, Martin, 1981; Kempe, Kempe, 1978; Miller, 1988; Peterson, Brown, 1994).

Объектом исследований в нашей стране в последние годы стал один из вариантов родительской жестокости – отказ матери от ребенка, или, как его называют, «скрытый инфантицид» (Bonnet, 1992). Данное социальное явление в нашей стране имеет тенденцию к постоянному росту (Брутман, Ениколопов, 1994а, б).

Исследования, направленные на выяснение причин, лежащих в основе такого материнского поведения, указывают на полиморфизм предрасполагающих факторов (Брутман и др., 1993; Брутман, Ениколопов, 1994а, б; Брутман, 1997; Филиппова, 1995; Ainsworth, Bowlby, 1991; Montagner, 1988). Одним из важных, но малоизученных аспектов проблемы является открытый еще в начале XX века феномен искаженного восприятия матерью нежеланного ребенка. Аналогичный феномен наблюдается у женщин с послеродовой депрессией (Мухамедрахимов, 1994; Саватье, 1982; Lebovici, 1988). Лебовиси (Lebovici, 1988) предположил, что эти изменения связаны с эмоциональным состоянием женщины, амбивалентно переживающей резкое расхождение между реальным и «идеальным» ребенком, о котором мать мечтает во время беременности. При этом она может воспринимать ребенка как существо, обманувшее ее надежды, источник принуждения и страдания. Жадаш (Саватье, 1982) считает, что к таким искажениям особенно предрасположены одинокие матери с повышенной тревожностью, потребностью в благодарности, с неосознанным чувством вины. Они легко проецируют на новорожденного «дурную часть самих себя» или образ исчезнувшего родителя (ребенок воплощает в себе зло, которое они испытали, все, в чем они себе отказывают, он воспринимается как симптом поражения в личной жизни). С точки зрения Саватье (Саватье, 1982), материнская амбивалентность естественна. Однако у невротических личностей это может привести как к отвержению ребенка, так и к сверхкомпенсации в виде стремления к «безупречному материнству», пронизанному тревогой.

Как показывают исследования, у женщин, отвергающих своих детей, искажения в восприятии младенца прослеживаются уже во время вынашивания нежеланной беременности. Отмечено, что у таких беременных искажения восприятия захватывают даже область телесной чувствительности. Это приводит в том числе к таким феноменам, как гипоэстезия и гиперэстезия шевеления плода (Брутман, 1997; Bonnet, 1992).

Очевидно, что эти психологические свойства обусловлены не только личностными особенностями. Имеет значение также семейная история и семейная ситуация в детстве женщины.

Кроме того, в последнее время все актуальнее становится проблема ранней подростковой беременности. Данные немногочисленных исследований свидетельствуют об искаженном формировании материнской сферы и соответствующей мотивации и инфантильном отношении к беременности девушек-подростков, ожидающих ребенка.

В целом выделяют следующие характеристики женщин с нарушенной готовностью к материнству:

1. Эмоциональная и психологическая незрелость, низкая толерантность к стрессам, несдержанность аффектов.

2. Неготовность к браку в силу эмоциональной неустойчивости, эгоцентризма, стремления к независимости.

3. Сосредоточенность на своих проблемах, переживание чувства несправедливости и недостатка любви.

4. Неразрешенность детских и пубертатных конфликтов.

5. Неполная собственная семья, нередко отсутствует муж, часто женщину воспитывал отчим.

6. В ее семейной истории, включая поколение бабушки, встречается отказ от ребенка, разводы и физическое насилие.

7. Эмоциональная зависимость от матери, несмотря на то что отношения с ней могут быть негативными.

8. Мать воспринимается женщиной как агрессивная, директивная и холодная; она либо не знает о беременности дочери, либо возражает против нее.

9. Ребенок для нее – источник психологических проблем, страха и тревоги. Он кажется недоступным для контакта, чем-то незначительным и далеким от нее самой.

Результаты клинических наблюдений показали, что причина девиантного материнства коренится в драме взаимоотношений женщины с ее собственной матерью, которой также свойственно девиантное поведение (Брутман и др., 2000а). По данным анализа семейных историй женщин, отказывающихся от новорожденных, следует, что девиантная мать с детства чувствовала отвержение своей матери. Такая материнская депривация сделала невозможным идентификацию с матерью как на уровне психологического пола, так и на уровне формирования материнской роли. Ведущая потребность женщины с девиантным материнским поведением – получить любовь и признание своей родной матери. Такая потребность приводит к эмоциональной зависимости от матери и во многом блокирует личностный рост женщины, не позволяя ей самой в будущем стать матерью. Для формирования нормального материнского поведения необходима идентификация с матерью и затем, на основе этой идентификации, – эмоциональная сепарация.

Психология отцовства. В связи со значительными изменениями в системе гендерных ролей за последние 50 лет более социальная, чем материнская, отцовская роль претерпевает серьезные изменения. Появление новых форм активности отцов, по мнению Ш. Барта, свидетельствует о формировании новой гендерной системы, о переоценке или уточнении отцовских функций, о дальнейшей дифференциации гендерных ролей в обществе. В Европе и США эта проблема уже разрабатывается, исследования тут охватывают широкий спектр как теоретических, так и прикладных проблем, однако единой точки зрения на данный феномен не существует. Отцовство исследуется как социальная роль, статус, в рамках изучения представлений и стереотипов, в рамках гендерной психологии, в рамках психологии личности, как фактор, влияющий на изменения личности, личностных характеристик, много исследований проводится в рамках детской психологии, изучается влияние отца на развитие личности ребенка (Canfield, 1994; Demographic trends in fathering; Gerhard, 1999).

Феномен отцовства тесно связан с такими понятиями, как эмоциональная, мотивационная и ценностно-смысловая сферы, самооценка, самосознание, Я-концепция, удовлетворенность жизнью и стиль жизни, а также социальная роль отца, которая зависит от общественной системы, социальной, экономической и политической сфер, статуса мужчины в социуме, социальных стереотипов, предписывающих определенные требования этой роли, в том числе и гендерных стереотипов. Таким образом, отцовство можно определить как интегральную совокупность социальных и индивидуальных характеристик личности, включающую в себя все уровни жизнедеятельности, где одной из важнейших особенностей является комплексность, а также социальная детерминированность. Исследования Э. Фтенакиса (Gerhard, 1999) подтверждают, что существуют очевидные генетически запрограммированные предпосылки отцовства, однако биология не объясняет всю специфику родительского поведения, его мотивации и институциализацию у человека. Одной из важнейших характеристик отцовства является его социальная детерминированность: социум не только предъявляет определенные требования к возрастному, экономическому, профессиональному социальному статусу отца, но и регламентирует поведение человека, обладающего определенным статусом, через систему социальных ролей, среди которых роль отца регламентирована сравнительно мало и нелишена противоречий.

Современные исследователи выделяют следующие этапы онтогенеза отцовства (Манеров, 2003).

Первый этап – формирование матрицы отцовского отношения. Помимо культурного и социального статуса мужчины, связанного, прежде всего, с культурными и семейными традициями, особенности отцовского отношения определяются еще и психической историей человека. В течение онтогенеза такие виды опыта, как взаимоотношения со своим отцом (или их отсутствие), их осмысление и интерпретация, особенно в связи с сексуальной жизнью и супружеством, влияют на отношение отца к своему ребенку, к отцовству вообще.

Второй этап – начало собственно психологической адаптации к отцовской роли, начало формирования Я-концепции отца. Он начинается с момента, когда мужчина узнает, что его супруга беременна. Реакция мужчины на это известие во многом определяется предыдущим этапом, то есть формированием матрицы отцовского отношения. Большинство женщин впервые ощущают себя родителем в период беременности, а мужчины – уже после рождения ребенка. Изменения в эмоциональной сфере беременной женщины, выражающиеся в таких защитных реакциях, как регресс, инфантилизм, «запускают» в мужчине – будущем отце – стремление заботиться и опекать, демонстрировать по отношению к беременной жене те чувства и установки, которые он будет проявлять по отношению к ребенку (Евсеенкова, Портнова, 2004).

Третий этап связан с родами и появлением ребенка на свет.

И наконец, на последнем, четвертом этапе отец включается в процесс ухаживания за ребенком. На этом этапе мужчина впервые ощущает себя отцом, но именно этот период является одним из самых сложных в его жизни. Рождение ребенка – важное событие в жизни любого мужчины, но переживается оно по-разному. В серии глубинных интервью с 40 американцами удалось выявить 5 главных взаимно пересекающихся тем (Palkovitz et al., 2001):

1. Остепенился, перестал быть ребенком, приобрел солидность.

2. Уменьшилась эгоцентричность, стал больше давать, чем брать.

3. Появилось новое чувство ответственности.

4. Появилась генеративность (по Эриксону), забота о передаче чего-то потомству.

5. Психологическая встряска.

Реакция на рождение ребенка – лишь звено в формировании чувства отцовства, которое можно понять только в связи с жизненным опытом мужчины и особенностями его детства. Уникальное Гарвардское лонгитюдное исследование, продолжавшееся с конца 1930-х до конца 1980-х гг., объектом которого были четыре поколения мальчиков из нескольких семей, показало, что: а) индивидуальный стиль отцовства сильно зависит от прошлого опыта мужчины, от того, каким был его отец, б) этот опыт передается из поколения в поколение, от отца к сыну и дальше, и в) ответственное отцовство чрезвычайно благотворно как для сыновей, так и для отцов. В передаче отцовского опыта присутствует как подражание (отец или дед как ролевые модели), так и критическая переработка отрицательного опыта (Snarey, 1993).

Рождение ребенка приводит к существенной традиционализации позиций обоих супругов, когда жена выполняет сугубо женские дела и обязанности, связанные с семьей и домом, а муж – мужские, связанные прежде всего с работой. Пока ребенок совсем маленький, такое распределение обязанностей относительно оправдано в глазах обоих супругов. Отмечают, что снижение удовлетворенности браком достигает максимума к тому времени, когда ребенку исполняется 3—4 года, и уход за ним, даже с точки зрения обыденного сознания, уже не требует каких-то сугубо женских качеств (Андреева, 2002; McCubbin, Figley, 1983). В этот период отпуск по уходу за ребенком оканчивается и на женщину ложится двойная нагрузка: чаще всего независимо от своего желания она вынуждена выйти на работу и в то же время продолжает выполнять подавляющее большинство дел по дому. Естественно, что такая ситуация не устраивает женщину, к тому же выход на работу усиливает ее маскулинную ориентацию, что также способствует росту активности и потребности изменить семейную ситуацию. В сущности, единственный способ решения этой проблемы – активная включенность мужа в дела семьи. Но такое кардинальное изменение его позиции весьма проблематично в силу целого ряда факторов предшествующей социализации, не подготовившей мальчика к активному участию в семейных делах. Сложившееся в семье традиционное распределение ролей и обязанностей, преодолеть инерцию которого непросто, и, наконец, социальная ситуация в целом, где работа (и прежде всего мужская) больше ценится, приводит к тому, что поступиться своей «социальной позицией», переориентироваться на семью мужчине сложно. Другими словами, современный мужчина не готов занять активную позицию в семье вследствие особой социализации, основанной на стереотипных представления о роли мужчины. В результате этого он оказывается в ситуации ролевого конфликта и переживает стресс.

Сущность конфликта заключается в выполнении мужчиной одновременно нескольких ролей: «муж», «отец» (внутри семьи) и «кормилец» – человек, обеспечивающий семью (внесемейный аспект деятельности). Как правило, мужчина не в состоянии отвечать всем требованиям этих ролей, поскольку у него нет физических возможностей и времени для качественного исполнения этих задач.

Внутриролевой конфликт выражается в том, что требования, предъявляемые к носителю одной роли, противоречивы. От современного мужчины требуют, чтобы он был сильным и мягким одновременно. Он должен много работать, но при этом мириться с работой жены. Помимо всех традиционных мужских дел предполагается, что мужчина при этом должен также уметь поменять подгузник, накормить ребенка и т.п. Многим мужчинам не совсем понятно, в чем же заключается их роль мужа и отца, и им непросто играть прежнюю роль кормильца семьи, одновременно выполняя материнские обязанности (Андреева, 2002; Манеров, 2003). Это явление обусловило новый подход к изучению роли отца – «новое отцовство», кроме существующего традиционного. Традиционный подход ограничивался рассмотрением биологической роли отца и принимал как данность обособленность отца от ребенка, поскольку его контакты с ребенком временны и не столь тесны по сравнению с материнскими. Традиционно отец заботился о семье как об экономической единице. С середины XX в. в связи с эмансипацией женщины в обществе наметился поворот к «новому отцовству». Женщину перестала удовлетворять замкнутая жизнь, ограниченная определенным кругом семейных интересов, и экономический интерес вынудил ее заниматься производственной деятельностью. В свою очередь, оплачиваемая работа предоставила женщине некоторую свободу, автономию. Эта ситуация заставила мужчин осознать свою новую роль, усилила их ответственности за семью и детей.

Ценности, сформированные в процессе социализации (традиционный подход к отцовству), не соответствуют новой роли отца («новое отцовство»). Этим объясняется, почему мужчина находится в ситуации ролевого стресса, попадая под давление ролевого конфликта.

Ролевой стресс (ролевое напряжение), как правило, приводит к тому, что мужчина не может качественно ответить на требования новой ситуации, что вызывает ослабление власти в семье и порождает стереотипный образ отцовской некомпетентности (Кон, 1987). Следствие этого – появление у мужчины негативных эмоций: неудовлетворенности, тревоги, раздражительности, обидчивости.

Мужчина-отец переживает стресс перехода к родительской роли не меньше чем его жена, мать его ребенка. Но переживает по-своему и не всегда справляется с этим состоянием продуктивно. Для большинства будущих отцов и мужей беременных жен наиболее значимым фактором является «беспокойство о здоровье жены» и тревога по поводу

«амбивалентности чувств по отношению к жене» (Крюкова и др., 2005). При этом беспокойство о здоровье жены обусловлено изменившимся состоянием беременной женщины и ее собственной тревогой по поводу здоровья (токсикозы, слабость).

Амбивалентность чувств к жене проявляется в двойственном отношении к ней, с одной стороны, как к матери, с другой – как к женщине. Это противоречие порождает у мужчины гамму амбивалентных чувств: он волнуется о здоровье жены, а иногда ему хочется забыть, что она беременна; он благодарен жене и одновременно испытывает ревность; он горд от сознания, что утвердился как мужчина, но в то же время ему кажется, что он не нужен жене. Подобная противоречивость по отношению к супруге обусловлена несоответствием требований самой социальной роли «муж» (мужчина – сильный, независимый, значит, малочувствительный, но при этом в реальности – ранимый, эмоциональный). Также многие мужчины отмечают страх по поводу изменения тела и потери физической привлекательности жены.

После рождения ребенка мужчина также остается в состоянии напряжения (Сатир, 1992; Скиннер, Клииз, 1995). Мужчины выделяют следующие психотравмирующие факторы:

? овладение навыками по уходу за ребенком;

? беспокойство за здоровье ребенка;

? проблемы сексуального характера;

? необходимость материально обеспечивать семью;

? второстепенная роль мужчины в отношениях «мать-ребенок»;

? усвоение новой социальной роли «отец»;

? трудность восприятия жены в роли матери;

? увеличение количества семейных ссор;

? появление нового члена семьи – ребенка.

Таким образом, можно выделить три сферы изменений в жизни мужчин в этот период: взаимодействие с женой, взаимодействие с ребенком и внутренняя перестройка установок, ожиданий, Я-концепции. Референтный фактор, вызывающий тревогу в период беременности супруги («беспокойство о здоровье жены»), теряет свою значимость, а на первый план выходят отношения, опосредованные уходом за ребенком, и второстепенность мужской роли в диаде «мать-ребенок», ревность, чувство ненужности.

Рождение ребенка требует кардинальной перестройки моделей поведения мужа.

Трудности, связанные с материальным обеспечением семьи, – это единственный фактор, относящийся к традиционным представлениям о распределении ролей в семье. Другие явления касаются проблемы «нового отцовства». К сожалению, этой проблеме посвящено немного отечественных исследований, особенно это касается переживаний и чувств отца. Единственный аспект, о котором упоминается в психотерапевтической литературе о семье, – это второстепенность роли мужчины в отношениях «мать-ребенок». До рождения ребенка партнеры могли свободно оказывать эмоциональную поддержку друг другу, но родившийся ребенок поглощает силы и внимание матери полностью. А это значит, что ей для восполнения ресурсов требуется больше любви и поддержки мужа. Она же отдает ребенку столько, что на мужа почти не остается сил, и поэтому он лишается привычной эмоциональной поддержки.

Р.В. Манеров (2003) предполагает, что на успешность адаптации к отцовской роли влияет большое количество сложно взаимодействующих факторов, таких как личностные особенности (прежде всего, особенности личностной адаптации), история жизни мужчины, особенности его взаимоотношений со своим отцом, модель отцовства в родительской семье, культурные, социальные и семейные особенности, физическое и психическое здоровье.

Выделяют следующие показатели успешной адаптации к отцовству:

– удовлетворенность своей отцовской ролью;

– отцовская компетентность;

– отсутствие проблем во взаимодействии с ребенком;

– успешное развитие ребенка (в том числе его общее эмоциональное благополучие).

Отцовство, когда оно интернализовано, влияет на полоролевую идентификацию мужчины, его удовлетворенность жизнью и мировоззрение. Вовлеченные в воспитание детей мужчины демонстрируют менее ригидное понимание мужской роли и стереотипа мужественности, они рассматривают отцовство как важнейший аспект мужской роли, таким образом идентифицируя себя с собственным отцом. Кроме того, установлено, что мужчины, принимающие активное участие в воспитании своих детей, обнаруживали большую удовлетворенность жизнью. Они имеют более высокую самооценку и увереннее в себе. Была найдена взаимосвязь между самоуважением и принятием отцовской заботы. Отцовство влияет и на мировоззрение и убеждения личности. Оно меняет представление мужчины о ценности человеческой жизни, когда важным становится благополучие ребенка, его нормальное развитие.

Проблемы, связанные с девиантным отцовством, также достаточно остры и актуальны. Появляются новые формы отклоняющегося отцовского поведения: уход из семьи, отказ от совместной жизни с супругой и ребенком, проявление насилия по отношению к своему ребенку. Причины отклоняющегося отцовского поведения лежат, прежде всего, в эгоцентризме, инфантильности, сексуальной неразборчивости мужчин. А это, в свою очередь, связано с низким уровнем формированности матрицы отцовства.

Кроме того, при неблагоприятном развитии возможен ролевой конфликт, с которым связаны проблемы мужчин, отказывающихся от роли отца. Условно выделяют два типа таких мужчин: для первых роль отца несовместима с профессиональным ростом, свободой и положением «свободного» мужчины, у вторых выполнению отцовской роли препятствуют сложности взаимоотношений с собственными родителями и сопутствующая безответственность.