оТцоВСТВо, или ЗаЧем нуЖнЫ оТцЫ В Семье? Краткая история отцовства

Исследования показывают, что даже в самых примитивных социальных условиях наличие отца сильно повышает шансы детей на выживание. Например, у парагвайских охотников-собирателей индейцев ахе (гуарани) наличие отца утраивает шансы ребенка не умереть от болезни и удваивает его шансы не быть убитым соплеменниками. Постоянная связь между брачным статусом и детской смертностью существует во всех развивающихся странах: у детей, имевших законных отцов, всегда было больше шансов на выживание и жизненное благополучие, чем у внебрачных детей или сирот. Эта разница сохраняется и сейчас даже в самых развитых и благополучных странах. Сегодня один из главных показателей этой зависимости – образовательный уровень детей: отцовский вклад, включая совокупный семейный доход и непосредственную заботу о детях, связан с более высокими учебными показателями детей, а когда они взрослеют – с более высоким социально-экономическим статусом.

Объем и содержание конкретных отцовских практик всегда зависят от существующих в обществе нормативных установок.

В традиционном обществе отец чаще всего позиционируется как а) кормилец, б) дисциплинатор, в) пример для подражания и д) непосредственный наставник сыновей (но не дочерей) в общественно-трудовой деятельности. Однако часто отцовство бывает чисто символическим, и едва ли не самый распространенный транскультурный его архетип – образ отсутствующего отца, который всем управляет, но конкретных социально-педагогических функций не имеет.

Физическое отсутствие отца в патриархальной семье, его отстраненность от ухода за детьми – не только следствие его внесемейных обязанностей или его нежелания заниматься этими делами, но и средство создания социальной дистанции между ним и детьми ради поддержания отцовской власти.

У некоторых народов существовали специальные правила избегания, делавшие взаимоотношения между отцом и детьми чрезвычайно сдержанными. Например, традиционный этикет кавказских горцев требовал, чтобы при посторонних, особенно при старших, отец не брал ребенка на руки, не играл с ним, не говорил с ним и вообще не проявлял к нему каких-либо чувств. По свидетельству осетинского классика Косты Хетагурова, «только в самом интимном кругу (жены и детей) или с глазу на глаз позволительно отцу дать волю своим чувствам и понянчить, приласкать детей. Если осетина-отца в прежние времена случайно заставали с ребенком на руках, то он не задумывался бросить малютку куда попало... Я не помню, чтобы отец назвал меня когда-нибудь по имени. Говоря обо мне, он всегда выражался так: «Где наш сын? Не видал ли кто нашего мальчика?». Это было средством поддержания отцовской власти и иерархических отношений в семье и в обществе.

В средневековой Европе и в начале Нового времени отцовство было почетно и даже обязательно. Почти все мужчины состояли в браке, бесплодие и импотенция для мужчины – несмываемый позор и бесчестье.

Но постепенно положение менялось. Если средневековые тексты говорят исключительно о властных функциях отца, которого домочадцы должны почитать и слушаться, а самому ему мало что предписывается, то начиная с эпохи Возрождения и Реформации, особенно в XVII–XVIII веках в Западной Европе появляется много поучений и наставлений отцам, как им следует воспитывать детей. Акцент все чаще делается на любви к детям. Заметно индивидуализируется и сама мужская психология. Знатные и образованные отцы все чаще говорят, что они вынуждены наказывать своих детей против собственной воли. Наряду с извечным вопросом, станет ли сын достойным продолжателем отцовского дела, в чем бы оно ни заключалось, возникает новая забота: а каким мой сын меня запомнит? Переориентация с власти на авторитет – процесс долгий и мучительный. Женщины-матери, сами только- только начавшие освобождаться от мужского деспотизма, уловили и реализовали эту потребность эпохи раньше, чем суровые и властные мужчины. Вся вторая половина XVII века, особенно после трактата Жан- Жака Руссо «Эмиль» (1762), проходит под флагом критики семейного, главным образом отцовского, воспитания.

Изменение содержания отцовской роли в новое время обусловлено двумя взаимосвязанными процессами: во-первых, ускорением темпа социально-экономического обновления и вытекающим отсюда усилением значения внесемейных факторов воспитания и, во-вторых, изменением характера властных отношений в обществе.

Не была исключением и Россия, хотя в ней средневековые представления, как и сам крепостной строй, продержались значительно дольше. Как в любом феодальном обществе, в древнерусской культуре дети занимали подчиненное положение. Выдающийся русский историк Н.И.Костомаров: «Между родителями и детьми господствовал дух рабства, прикрытый ложною святостью патриархальных отношений... Чем благочестивее был родитель, тем суровее обращался с детьми, ибо церковные понятия предписывали ему быть как можно строже... Слова почитались недостаточными, как бы убедительны они ни были... Домострой запрещает даже смеяться и играть с ребенком».

И в Петровскую эпоху, когда педагогика «сокрушения ребер» стала подвергаться критике, отцовская строгость и суровость остаются непререкаемой нормой. Лишь в XVII веке в русской педагогике появляются новые веяния, причем изменение отношения к отцовской власти было тесно связано с критическим отношением к власти государственной. Например, А.Н.Радищев призывал к отказу от родительской власти как принципа воздаяния за «подаренную» детям жизнь: «...и зжените из мыслей ваших, что вы есте под властию моею. Вы мне ничем не обязаны. Не в рассудке, а меньше еще в законе хощу искати твердости союза нашего. Он оснуется на вашем сердце». Однако подобные взгляды были не правилом, а исключением.