О некоторых важных задачах, решаемых акмеологией

Как сделать акмеологию менее подверженной академизму и, сохраняя в ней подлинную научность, непрерывно повышать ее практическую востребованность? Представляется, что для этого необходимо: последовательно и настойчиво стремиться к достижению единства методологического, теоретического, экспериментально-эмпирического и практико-ориентированного подходов при изучении феноменологии, закономерностей и механизмов развития человека на ступени ранней, средней и поздней взрослости и достижения им оптимума в этом развитии. Объектом при таком изучении постоянно должен быть целостный человек, и неукоснительно такого и никакого другого понимания конечного объекта исследования необходимо держаться, проводя конкретные научные акмеологические разработки.

Чтобы действительно получить такой результат - знание на уровне общего, особенного и единичного развития целостного человека на ступени взрослости, - специалистам-акмеологам необходимо целеустремленью и научно грамотно применять комплексный подход, который позволяет познанное с позиций разных наук при изучении «от-дельностей» в различных частных системах человека интегрировать в общую целостную систему знания его и о нем как индивиде, личности, субъекте и индивидуальности.

Для достижения этой многосложной цели не обойтись, однако, и без научно грамотного применения системного подхода. Но в акмеологии у него есть своя специфика, заключающаяся в том, что предмет его (человек) не имеет четкого уровневого строения и представляет собой онтологически неоднородную, но функционально единую и приводимую к оптимальному состоянию систему. При этом акмеология имеет дело не с искусственной или естественной системой, а с самим механизмом и способом перехода во многом стихийно сложившегося состояния и качества системы (наличного уровня развития человека) к оптимальному, от реального к идеальному с помощью моделирования сущности последнего и его практического достижения.

Для успешного решения сформулированной выше задачи необычайно важны также всесторонняя разработка и правильное применение субъектного подхода, ориентирующего взрослого человека на достижение оптимума в своем развитии. Конкретно это означает свободное владение им внешними и внутренними условиями своей жизнедеятельности, результатом которого оказываются не только сохранение, но и укрепление своего физического здоровья как основы высокой трудоспособности, ответственное отношение к созданию семьи и воспитанию детей, непрерывное профессиональное совершенствование в избранной в качестве главной сфере трудовой деятельности.

О действительном наличии именно такой субъектности, с точки зрения акмеологии, обязательно будет свидетельствовать создание у человека качественно высокой по своему уровню развития Я-концепции, объединяющей объективную оценку им своего наличного физического состояния, достоинств и недостатков своего ума, воли, чувств, особенностей интересов, сформированноcти способностей, своеобразия характера, имеющихся притязаний, планов и способов их осуществления, а также степени их соответствия общественно и личностно значимому смыслу жизни.

Постижение характера детерминизма в акмеологии должно быть целенаправлено на то, чтобы познание внутренних закономерностей развития человека было самым тесным образом сопряжено с интенсификацией процесса его последующего развития в направлении достижения оптимума и обязательного выявления и привлечения факторов, работающих на эту цель.

В основных проявлениях акме человека имеется в виду, что последний, проходя свой жизненный путь, в определенных точках его достигает пика своего развития как живой организм (индивид), как сложный ансамбль или система отношений (личность) и как совокупность всех своих образований, которые, проявляясь в сложнейших взаимосвязях и в динамике, позволяют ему быть максимально продуктивным субъектом одной или нескольких деятельностей.

Другим показателем достигнутого человеком акме являются не конкретные параметры его индивидного, личностного или субъектного развития, а имеющие реальные формы выражения духовные или материальные результаты его поступков или деяний, оказывающихся большим или меньшим вкладом в основные ценности жизни и культуры.

При этом на понятийном уровне содержательно определяя акме и в крайне общем виде характеризуя основные формы его проявления, то есть выделяя и разграничивая его главные ипостаси, мы постоянно сталкиваемся с проблемами, которые еще ждут своего решения. Представляется, что следует определить острые и вместе с тем в теоретическом и практическом отношении значимые проблемы:

1) с помощью системного подхода и применения объективных методов выявить и свести в интегральные образования индивидные характеристики человека, которые с высокой долей вероятности позволяют утверждать, что он действительно достиг своего биологического акме;

2) с помощью этого же подхода, но уже привлекая понятийный аппарат и методический инструментарий других наук, научиться доказательно выявлять на уровне общего, особенного и единичного достижение человеком в своем развитии личностного акме.

3) такую же задачу, и снова на уровне общего, особенного и единичного, необходимо научиться решать в отношении достижения челове-ком субъектного акме. Даже если иметь в виду только профессиональное акме, то у лиц, работающих в сфере «человек - человек», оно будет иметь одни характеристики, у тех, кто трудится в сфере «человек -техника», - другие, у работающих в сфере «человек - знаковые системы» - третьи и т.д.

При решении названных проблем возникает необходимость ответа на труднейший вопрос: что считать бесспорными показателями достигнутого человеком оптимума в развитии его как индивида, как личности и как субъекта? Ведь континуум, очень небольшое звено в котором составляет индивидуальность каждого человека, фигурально говоря, уходит в бесконечность.

Сейчас уже совершенно очевидно, что политические, экономические, правовые и многие другие аспекты социальной обусловленности бытия человека и изменений, которые в нем происходят в современном обществе и особенно в России, заключаются не столько в определенности разных видов внешней детерминации, сколько, напротив, в ее неопределенности, противоречивости, непредсказуемости, исчезновении в прошлом устойчивых и ставших привычными форм воздействия. Основная тенденция развития человечества в настоящее время -это все более усиливающаяся и делающаяся все более явной переброска процессов принятия основных решений, от которых зависит жизнедеятельность человека и их осуществление, с уровня социальных институтов, которые гарантировали благопристойным образом все главные составляющие бытия человека и работали на его развитие, на его - человека - индивидуальный уровень.

Отсюда все возрастающая роль самого отдельно взятого человека и общественная, а не только абстрактно-гуманистическая потребность в его совершенствовании и прежде всего - в формировании у него способности правильно оценивать сущностные особенности различных изменений, возникающих в микро-, мезо- и макросоциумах, в которых протекает его жизнь, прогнозировать характер последствий, которые они несут, в частности, лично для него, и оперативно вносить коррективы в свою деятельность и отношения, которые не только страховали бы его индивидную, личностную и субъектную составляющие от кризисов, но и означали бы выявление и мобилизацию ранее не использовавшихся физических и психических ресурсов для дальней-шего саморазвития.

Важнейшим условием формирования у человека постоянно действующей установки на решение этой имеющей и общественное, и личное значение задачи, содержательный характер которой по мере продвижения человека по жизненному пути постоянно претерпевает изменения, является формирование у него отношения к себе как к ценности и обязательно убежденности в том, что важнейшим способом утверждения ценностного начала в себе выступает постоянное свершение поступков и деяний, духовные и материальные результаты которых работали бы на сохранение и приумножение общечеловеческих ценностей, и что одновременно практическое осуществление этой высоконравственной цели имеет и другой, более общий психологический результат - продвижение человека в сторону достижения оптимума в своем развитии.

И здесь надо иметь в виду, что развитие всех составляющих организм человека систем и образующих его личность, а также характеризующих его как субъекта, никогда не идет равномерно.

Выше речь уже шла о том, что, с одной стороны, проявлением акме у человека выступает само его развитие как индивида, личности, субъекта, когда каждое из них по отдельности или все они во взаимосвязях друг с другом достигают наиболее высокого в этом развитии человека уровня. Но, с другой стороны, - и об этом тоже говорилось выше, - акме человека может иметь конкретные, так сказать, вынесенные вовне формы выражения, например, личностное акме - в поступках, имеющих значительные последствия как для человека, так и для общества, а субъектное акме - в его деяниях, объективирующихся в его духовных или имеющих овеществленное воплощение творениях, свидетельствующих о его наивысших достижениях в той области или областях деятельности, которым он посвятил себя.

Континуум форм проявления как личностного, так и субъектного акме людей в реальной жизни оказывается очень протяженным. И крайне многообразными и качественно различными оказываются и содержательные характеристики и личностных, и субъектных акме. Поэтому возникает еще одна задача для акмеологии: достаточно убедительно установить, является ли поступок, совершенный человеком, имеющий признаки неординарности для поведения этого человека, его личностным акме, или он только, так сказать, иллюзия его? И можно ли считать конкретный результат деятельности человека, воплотившийся в каком-то творении его ума, чувств, воли и рук, превосходящем своим новаторством и оригинальностью все, что он создавал до этого, его субъектным акме, или это никак не является качественным скачком в его творчестве?

Представляется, что объективно, наиболее близко к истине эту задачу не сможет решить ни сам человек, определяя свое личностное и субъектное акме в их реальном выражении и в их значении для самого себя и для окружающего его социума, ни его коллеги по той деятельности, которой он занят, особенно в тех случаях, когда созданное им своей необычностью резко отличается от того, что по своим характеристикам стало привычным и принимается за норму не только коллегами, но часто и всеми современниками.

Например, является ли подписание Беловежского соглашения и последовавшее за этим разрушение Советского Союза, совершенное всем известными деятелями, которое они почему-то называют революцией, их субъектным акме? (Напомним: на референдуме перед названными событиями народы Советского Союза высказались в пользу его целостности.) Или шумный провал премьеры лучшей оперы Ж.

Между прочим, и сам человек может считать своими выдающимися достижениями вовсе не то, что в его деятельности является действительно новаторским и неординарным вкладом в ценности жизни и культуры. Например, И. Ньютон самыми главными в своем творчестве считал не великие открытия, которые он сделал в физике и математике, а написанные им трактаты на богословские темы. А знаменитый государственный деятель Франции кардинал Ришелье был убежден, что его деяния во внешней и внутренней политике страны - это рутина, а его нерядовое амплуа - это драматургия. В действительности же его потуги в этой области свидетельствовали только, мягко говоря, о его заурядности. И наш выдающийся композитор А.К. Глазунов считал себя талантливым дирижером, хотя таковой талант, по свидетельствам современников, у него начисто отсутствовал.

Помимо всех вышеизложенных соображений, относящихся к феномену акме (вершины или оптимума) в развитии человека, а также его выражению в реальных духовных или вещественных результатах, способам его констатации, действительной или мнимой, мере его осознания и характера оценивания, в настоящее время в связи с глубоки-ми, достигающими уровня качественных изменениями, произошедшими в политике, экономике, праве, нравственности и в других областях, определяющих жизнедеятельность наших сограждан, все острее встает проблема их поступков и деяний и, так сказать, материализованных результатов последних, которые в советское время в объем понятия акме не входили. В теперешних условиях взаимопроникновения бюрократического и криминального капитализма, когда предметом поклонения стали частная собственность и тесно связанные с ней деньги, достигающими оптимума в своем развитии стали считаться люди, владеющие наибольшей недвижимостью и сколотившие большие капиталы. В качестве иллюстрации к высказанному положению можно привести истории B.C. Черномырдина, который, ряд лет возглавляя российское правительство, стал миллиардером, или Б.А. Березовского - члена-корреспондента АН СССР, который, уйдя из науки в частный бизнес, превратился в преуспевающего предпринимателя и владельца большого капитала. Аналогичные примеры нетрадиционного для России акме наших сограждан после 1917 года легко вспомнить, имея в виду конкретных персонажей, подвизающихся на эстраде, в спорте, на телевидении, в конкурсах красоты и др.

Представляется, что правильное решение поставленной выше проблемы, учитывая и произошедшие в России в последние 15 лет изменения, предполагает обязательное определение, является ли сделанное человеком и оцениваемое как его акме вкладом в ценности жизни и культуры. Если оно по всем основным своим показателям таковым не оказывается, то это - псевдоакме. Вместе с тем, в сообществе людей во все времена отдельные его представители осуществляли и продолжают осуществлять деяния, позитивная важность которых для человечества дает себя знать намного позже их свершения. И говорить о достижении ими акме, являющегося вкладом в культуру, понимаемую в широком смысле, при жизни авторов этих свершений бывает невозможно. Как известно, именно так случилось с творчеством Ван Гога, умершего в нищете, со сделанными Вегенером открытиями движения материков, с демокритовым предвосхищением атомного строения вещества.

Все сказанное выше, рассматриваемое в совокупности, свидетельствует о том, насколько непростой оказывается проблема акме и сколько непроясненных до конца аспектов она в себе несет. Естественно, что усвоение всех этих общих положений, наработанных в акмеологии, и реализация их в форме выстраивания конкретной стратегии, отбора тактик и выражения их отдельными людьми в тех или иных действиях, подводящих их к осуществлению более или менее осознаваемого и отнюдь не приземленного обывательского смысла жизни, - задача, даже если они взрослые люди, очень непростая, тем более, что уровни их индивидного, личностного, субъектно-деятельностного развития всегда сильно разнятся. Снятие этих трудностей, наряду с другими средствами, возможно путем овладения созданными к настоящему времени и проверенными на эффективность в отечественной акмеологии методами качественной оценки и количественного измерения личностного и профессионального развития, технологиями совершенствования названных видов развития, также дающими высокий результат, и обязательно - акмеологическими технологиями помощи человеку в организации и осуществлении им самим своего личностного и профессионального развития.

Сосланд A.M. (Москва) Смысл смысла

Встраивание концепта смысла в любой психологический дискурс может быть рекомендовано со множества позиций: оно обогащает, углубляет, укрупняет, обновляет любой дискурс. Разговор о смысле делает любой текст более привлекательным. Наша задача - рассмотреть в этом тексте понятие «смысл» с точки зрения его привлекательности. Здесь мы продолжаем разговор об аттрактив-анализе, методе анализа гуманитарного текста, который разрабатывается нами в целом ряде публикаций (Сосланд, 2001, 2003).

Привлекательность текста. Что вообще делает привлекательным тот или иной текст? С проблемой аттрактивное™ художественной литературы все обстоит достаточно ясно. Беллетристика не может не быть привлекательной - в этом смысл ее существования как культурной практики. Привлекательность художественной прозы или поэзии так или иначе имеет в своей перспективе некое, по выражению Р. Барта, «удовольствие от текста». Другое дело философия и психология. По некоему умолчанию принято считать, что эти роды письма не должны быть привлекательными. Принято считать как нечто само собой разумеющееся, что «нравиться читателю» - это удел художественного текста. Философ, психолог, филолог не ставят перед собой задачу привлечь читателя, подобно тому, как это делают поэт и беллетрист. Их задача - трансляция идей в относительно ясном и адекватном виде, и не более того. Ориентация на «удовольствие от текста» им как бы изначально чужда. Такой фактор, как аттрактивность, обычно не берется в расчет при анализе работ в «науках о духе».

Об аттрактив-анализе. Именно это обстоятельство мы хотим поставить под сомнение. Для нас ясно, что главным делом философа, психолога, а также, по-видимому, искусствоведа является соблазнение читателя. Аттрактивность в их трудах вовсе не отсутствует, она как бы вытесняется, присутствует то в явном, то в латентном виде. Полагаем, что очень важно создать концептуальный аппарат, методологию, которая позволила бы нам осуществить содержательный анализ текста именно на предмет выявления стратегий привлечения внимания читателя. Методологический аппарат, который создается под эти задачи, назван нами аттрактив-анализ. Цель его - создание возможности для понимания той стратегии, которую автор философского текста так или иначе выстраивает, преследуя вполне тривиальную задачу. Она заключается в том, чтобы его читали, а прочитав - полюбили. Здесь мы отчасти развиваем идеи, обсуждавшиеся в известной работе Ж. Бодрийяра «Соблазн» (2000).

Анализ текста на предмет его «привлекательности» построен на прочтении как явных, так и скрытых посланий автора. Эти послания обращены к читателю и содержат в себе некое повествование о самом авторе, некий эскиз его образа. Читатель философского текста отождествляет себя с автором этого текста, равно как и с незримым его геро-ем, совпадающим с образом автора. Это предположение выглядит правдоподобно уже по той простой причине, что отождествляться читателю просто больше не с кем.

Данный текст мы рассматриваем как одну из публикаций, касающихся нашего нового методологического подхода. Ясно, что «каналы привлекательности» разнообразны, и в других публикациях мы их отчасти уже обсуждали.

Смысл и интересное. Разговор о смысле - это всегда разговор об «интересном» (см.: А. Шопенгауэр, Я. Голосовкер, М. Эпштейн). Аттрактивный текст - это в первую очередь текст, который интересен читателю. Интересное, разумеется, - крайне неспецифическая категория. Все же известны попытки его так или иначе определить. Так, А. Шопенгауэр отчетливо противопоставил «интересное» и «прекрасное»: «Часто драма или роман пленяют нас интересным, но вместе с тем страдают таким полным отсутствием прекрасного, что нам потом стыдно потери времени» (Шопенгауэр, 1997, с. 406).

Прекрасное определяется на определенной дистанции, в позиции вненаходимости, в то время как интересное погружает нас в ткань воспринимаемого, эту позицию уничтожает. «Борьба» «интересного» и «прекрасного» - это, в сущности, борьба дистанций по отношению к тексту. Интересное погружает нас в текст не в последнюю очередь посредством механизма отождествления.

Другой автор, Я. Голосовкер, посвятивший этому концепту специальное исследование, пытается выявить различные виды и типы интересного. Вот что он пишет: «Интересное - как любопытное, необыч-ное, необычайное, небывалое, - как нечто новое, оригинальное, удивительное, сверхъестественное, чудесное, чудовищное, - как ужасающее, потрясающее (то есть любопытное с ужасом), - “интересное” - как все, что сверх нормы: Квазимодо, античная Химера, джинны» (Голосовкер, 1998, с. 76).

Здесь важен также и аспект некоего противоречия. Привлекает препятствие, которое подлежит преодолению. Мы переживаем интересное только тогда, когда наблюдаем за тем, как преодолевается препятствие. «Интересно преступное как нарушение запретного. Наш интерес к криминальной литературе, особенно - к убийству, несомненен, как бы его ни бранили. Интересен злодей, но не само злодейство. Интересен палач, невзирая на страх и нравственное отвращение к палачу: интересен роман с палачом» (там же, с. 76).

Классификация, предложенная Я. Голосовкером, скорее вызывает множество вопросов, чем дает ясные ответы. Во имя научной схематики построения мы, распределяя «интересное» по родам и видам, могли бы создать, например, такую схему: 1) ментально- или интеллектуально-интересное; 2) соматически-интересное; 3) этически-интересное, куда относятся интересы чести, достоинства, принципа, убеждения и т.п., а также «интересное» проповеди. При этом становится ясно, что сферы интересного весьма разнообразны. Они охватывают многие области человеческой деятельности, кроме, пожалуй, одной. Нигде не встретишь описания регламентированного монотонного трудового процесса. Скорее всего, роды интересного проходят по разряду развлечений. Именно досуг заполнен «интересным».

Среди означенных родов «интересного» мы могли бы усмотреть также и его виды, например:

1. Индивидуально-интересное и коллективно-интересное, куда относится и «зрелище-как-интересное»: движение толпы, парад, театр, кино.., а также «подвиг»: спасение утопающего или погибающего в горящем доме.

2. Исходя из атональной культуры эллинизма, возрождаемой в на-стоящую эпоху в виде состязаний и соревнований, мы могли бы ввести как особый вид: спортивно-интересное.

3. Так же, как особый вид, в нашу схему включились бы: эстетически-интересное и научно-интересное - и в аспекте науки как бескорыстного знания, как бы возрожденного «гнозиса», и в аспекте утилитарном как нечто практически применимое.

4. В эту схему вошло бы и эротически-интересное. Последнее, равно как и все предыдущие виды, присуще как ментально-интересному, так и соматически-интересному (роды). Что же касается этически-интересного, отдельные виды интересного могут в него включаться либо не включаться, так как «интересное» в принципе находится вне этики. Тем не менее само «этически-интересное» существует: «Отец Сергий» Толстого - этически-интересен. Этически-интересны также принц Гамлет и доктор Фауст (там же, с 78).

Другой автор, воспевший «интересное», - М. Эпштейн - пытается определить его значение в научном контексте, подчеркивая, что «игра между двумя полюсами одной модальности, возможным и невозможным, переход наименее возможного в наиболее возможное - вот что составляет феномен интересного. Так, интересность научной работы или теории обратно пропорциональна вероятности ее тезиса и прямо пропорциональна достоверности аргумента. Самая интересная теория - та, что наиболее последовательно и неопровержимо доказывает то, что наименее вероятно. Например, вероятность того, что человек воскреснет после смерти, исключительно мала, и теория, которая убедительно доказала бы возможность воскрешения, была бы в высшей степени интересна (Эпштейн, см. интернет-публикацию).

Нет сомнения в том, что житейский интерес любого исследователя формируется раньше научного. Он не может не влиять на интерес к тексту. Интересное формируется в определенном поле напряжения между разными полюсами. Оно в известной степени связано с переживанием двойного аффекта. Этот концепт в свое время привлек внимание Л.С. Выготского (1986, с. 245 -271). М. Эпштейн так пишет о его бинарности: «По мере того, как вероятность тезиса растет, а достоверность аргумента падает, теория становится менее интересной. Наименее интересны теории: 1) либо доказывающие самоочевидный тезис, 2) либо приводящие шаткие доказательства неочевидного тезиса, 3) либо, что хуже всего, неосновательные в доказательстве очевидных вещей. Таким образом, интересность теории зависит не только от ее достоверности, но и от малой вероятности того, что она объясняет и доказывает. Интересность - это соотношение, образуемое дробью, в числителе которой стоит достоверность доказательства, а в знаменателе - вероятность доказуемого. Интересность растет по мере увеличения числителя и уменьшения знаменателя. Чем менее вероятен тезис и чем более достоверен аргумент, тем интереснее научная идея» (Эпштейн, см. интернет-публикацию).

Соотношение смысла и интересного определяется вполне понятными соображениями. Неинтересное не может формировать индивидуальных смыслов. По отношению к любому предмету, факту, событию (сингулярности) смысл является фактором, пробуждающим интерес, делающим эту сингулярность интересной.

Превращение и улучшение. Стоит наметить метафоры, проясняющие смысл смысла. Смыслополагание может рассматриваться через метафору некоего колдовства, подобно тому, как в сказке происходит превращение в золото предмета, к которому прикасается волшебная палочка. Наполненный смыслом объект или род деятельности занимает новое место в экзистенциальном пространстве. Превращение это затрагивает также свойства предмета, действия, идеи и т.д., подвергшиеся процедуре смыслополагания. Бессмысленное - не завершено, не вызывает интереса, непривлекательно. То, что обретает смысл, становится самодостаточным, «интересным», привлекательным.

Имеет смысл ввести в связи с этими соображениями один концепт. Он, полагаем мы, должен отражать некие неспецифические процессы улучшения безотносительно к тому, что и как улучшают. Его неспецифичность совпадает с неспецифичностью самого понятия «смысл». Итак, бонумизация (bonum лат. - добро) - всякого рода глобальный проект социально ориентированного улучшения и деятельность, с ним связанная. Он обозначает движение от аксиологически отрицательного к аксиологически положительному полюсу, проще говоря, от «дурного» к «хорошему». Улучшение происходит всегда через некое преодоление. Возможна, к примеру, внешняя и внутренняя бонумизация. Пример первой - социальная революция, второй - психотерапия. Реализация бонумизационного проекта возможна как через крупномасштабные действия, так и как результат, к примеру, «проповеди малых дел» в толстовском духе. Известный слоган «Красота спасет мир» является, с этой точки зрения, бонумизационной сентенцией. Таким образом, мы имеем дело с концептом, который позволяет нам объединить в одно целое весьма разные, на первый взгляд, практики. Простота, даже некоторая тривиальность вкупе с определенной оптимистической установкой делают его, на наш взгляд, вполне привлекательным.

Смысл как предмет символического обмена и коммуникации. В литературе и мифологии описаны ситуации искушения личности бессмысленными преимуществами и богатствами, предлагаемыми в обмен на наполненные смыслом идеалы, принципы и т.д. Мифологическим прототипом возможности «обмена» смысла на что-либо иное является, например, искушение Христа сатаной в пустыне. Замыкание смысла - одна из важнейших функций, обеспечивающих адекватную коммуникацию. Общие смыслы позволяют осуществить полноценный выбор коммуникационных партнеров. Выбор жизненных смыслов - всегда важнейший идентификационный шаг, без которого полноценная коммуникация невозможна.

Терапевтический смысл смысла. Осуществление выбора производит определенное транквилизирующее действие. Прекращение поисковой тревоги, фиксация на принятом решении являются безусловно анксиолитическими обстоятельствами. Однако речь идет не о пассивной транквилизации, лишающей активности и инициативы. Снимающий тревогу эффект сочетается здесь с определенной активизацией. Удавшееся замыкание смысла не просто «успокаивает», но и «укрепляет».

К «терапевтическому» примыкает и компенсаторный смысл смысла. Наличие смысла может компенсировать любые нехватки с точки зрения интеллектуального, карьерного и вообще социального преуспеяния. Акт смыслополагания, примененный к делам и вещам незначительным, в структуре престижной иерархии компенсирует это обстоятельство.

Терапевтический контекст анализа смысла позволяет ввести в обо-рот концепт «экзистенциального преуспеяния» в противовес преуспеянию карьерному, материальному и т.п. Можно вести речь о «смысловой карьере». Так что еще один из «смыслов смысла» можно обозначить как «компетиционно-иерархичесшй».

Также в терапевтическом контексте смысл может рассматриваться как психологическая защита. Наличие смысла носит характер защиты личности от самых разных патогенных влияний. Смысл выступает как своеобразный психологический щит. Он делает «смыслодержателя» неуязвимым против таких психологических травм, которые в иной ситуации были бы значимы и в этом качестве патогенны. Нет ничего случайного в том, что основной психотерапевтический концепт Виктора Франкла, а именно «стремление к смыслу», является в значительной степени порождением экстремального опыта пребывания в концлагере. Экстремальный опыт является как бы «оранжереей» для выращивания крупных смыслов. Большой стиль производства смысла предполагает эстетический смысл смыс-ла. Эстетика смысла завязана на категорию, практически не имеющую хождения в эстетической литературе XX века, - на «высокое», возвышенное. Смыслополагание эстетизирует объект, деятельность, придает ему определенный возвышенный характер. И наоборот, низкое, ироническое обессмысливает. Совершенно ясно, что пространственная семантика смысла имеет возвышенный характер. Низкое не может быть смыслополагающим. Оно, напротив, является смыслоразрушающим. Другой пространственный аспект - углубление содержания феномена и предмета в результате акта смыслополагания. Глубинное измерение связано с наличием «двойного смыслового дна» у некоего предмета или желательности.

Эпистемологический смысл смысла. Ситуация отсутствия смысла в экзистенциальном пространстве личности предполагает его поиски. Смысл объекта или рода деятельности не дается непосредственно. Изначально он скрыт, непознан, то есть пребывает вне присутствия. Сокрытость смысла может быть обусловлена как «незнанием», так и вытеснением его. Вытеснение в этом контексте может быть понято как избегание ответственности, ибо смысл, в сущности, - это всегда ответственность.

К «эпистемологическому» примыкает и селещионно-децизионный смысл смысла. Разделение мира вещей и занятий на смыслосодержащее/бессмыс-ленное является непременным условием совершения выбора и принятия решения. Селекция объектов, имеющих смысл для личности, отделение их от тех, что смысла не имеют, дает возможность принимать решения, действовать. Смыслополагание делает возможным сам акт выбора, принятия решения. Ситуация «буриданова осла» на самом деле - ситуация отсутствия смысла, необходимого для принятия решения. Смыслополагание ведет к прояснению эпистемологического поля, отделению главного от второстепенного, организует и структурирует экзистенциальное пространство. Отсюда может вырастать и, скажем так, «эргономический» смысл смысла. Иначе говоря, обретение смысла некоей личностью неизбежно ведет к тому, что ее работа в пространстве обретенного смысла становится более продуктивной. Можно говорить таким образом и об идентификационном смысле смысла.

Прагматика смысла и смысловой цикл. Одна из важных тенденций современной гуманитарной науки - замена онтологии прагматикой. В исследованиях, посвященных психологии смысла (например, см. Леонтьев, 1999), как нам кажется, пока такой перелом не произошел. Прагматика смысла зависит от того, как смысл встраивается в жизненный путь личности. В связи с этим представляется целесообразным ввести понятие смыслового цикла и разобрать способы обращения со смыслами в зависи-мости от стадии прохождения этого цикла. Так, в «досмысловой» период мы можем говорить об определенной поисковой активности. Это сопровождается разного рода экспериментированием и соотнесением поиска со структурой личности и индивидуальным стилем.

Следующий этап смыслового цикла связан с его обретением. Эта ситуация подробно описана у Д.А. Леонтьева, который представляет шесть механизмов порождения смысла (Леонтьев, 1999, с. 135-138). Прагматика «обхождения» со смыслом - задача следующего этапа. Мы выделяем здесь следующие важные процессы: легитимация, доктринальное расширение, аттрактивизация, предъявление другим. Привлекательность концепта смысла в значительной степени определяется его богатством. Различные аспекты этого концепта взаимно усиливают друг друга.

В данной статье мы приблизительно представили картину богатства смыслов концепта «смысл» и полагаем, что возможностей этого богатства не исчерпали, разнообразие концептуальной картины требует многочисленных оговорок и уточнений. Мы считаем данный текст, составленный скорее в эссеистской манере, не более чем предварительным сообщением на эту тему.