Урок первый. «Точь-в-точь, как у автора...»

В данной части курса мы будем работать с понятием ком­позиции и учиться приемам создания художественного произ­ведения посредством изучения и конструирования формы. Но топика остается прежней.

При подборе учебного материала возникают все те же про­блемы, что и в первой части курса (см. начало первого урока): нужно найти такое произведение, чтобы оно могло захватить сразу весь класс. Ясно также, что должен быть найден такой образец искусства, сила воздействия которого на читателя бы­ла бы связана с композиционным решением. Причем внешне композиция должна выглядеть очень просто и не таить в себе никаких трудностей для подражания. Но на самом деле...

Поразмыслив, мы выбрали рассказ Ивана Бунина «Моло­дость и старость». Мы раздали этот рассказ учащимся, не назы­вая его автора. Причем мы дали не весь рассказ, а лишь часть сто, предложив прямо в классе выполнить следующее задание:

Прочтите рассказ. Допишите его точно так, как это дол­жен был бы сделать сам автор, начиная со слов:

«Старик посмотрел на его феску.

— Какой глупый, — ответил он просто. —

Вот ты будешь старый, а я не старый и никогда не буду...»

Дорогие читатели! Чтобы вы тоже могли творчески отнес­тись к нашему заданию, мы приводим ниже лишь часть бунин­ского рассказа. Попробуйте и вы «дописать» его.

Интересно, какое композиционное решение будет найдено вами...

Иван Бунин

Молодость и старость’

Прекрасные летние дни, спокойное Черное море.

Пароход перегружен людьми и кладью, — палуба загро­мождена от кормы до бака.

Плаванье долгое, круговое — Крым, Кавказ, Анатолий­ское побережье, Константинополь...

Жаркое солнце, синее небо, море лиловое; бесконечные стоянки в многолюдных портах с оглушающим грохотом ле­бедок, с бранью, с криками капитанских помощников: майна! вира! — и опять успокоение, порядок и неторопливый путь вдоль горных отдалений, знойно тающих в солнечной дымке.

В первом классе прохладный бриз в кают-компании, пус­то, чисто, просторно. И грязь, теснота в орде разноплемен­ных палубных пассажиров возле горячей машины и пахучей кухни, на нарах под навесами и на якорных цепях, на кана­тах, на баке. Тут всюду густая вонь, то жаркая и приятная, то теплая и противная, но одинаково волнующая, особая, пароходная, мешающаяся с морской свежестью. Тут русские мужики и бабы, хохлы и хохлушки, афонские монахи, курды, грузины, греки... Курды, вполне дикий народ, с утра до вечера спят, грузины то поют, то парами пляшут, легко подпрыги­вая, с кокетливой легкостью откинув широкий рукав и плы­вя в расступившейся толпе, в лад бьющей в ладоши: таш- таш, таш-таш! У русских паломников в Палестину идет без конца чаепитие; длинный мужик с обвисшими плечами, с узкой желтой бородой и прямыми волосами вслух читает Писание, а с него не спускает острых глаза какая-то вызы­вающе независимая женщина в красной кофте и зеленом га­зовом шарфе на черных сухих волосах, одиноко устроившая­ся возле кухни.

Долго стояли на рейде в Трапезунде. Я съездил на берег и, когда воротился, увидал, что по трапу поднимается це­лая новая ватага оборванных и вооруженных курдов — сви­то идущего впереди старика, большого и широкого в кости, в белом курпее и серой черкеске, крепко подпоясанной по талии ремнем с серебряным набором. Курды, плывшие с на­ми и лежавшие в одном месте палубы целым стадом, все поднялись и очистили свободное пространство. Свита ста­рика настелила там множество ковров, наклала подушек Старик царственно возлег на это ложе. Борода его была бе­ла как кипень, сухое лицо черно от загара. И необыкновен­ным блеском блестели небольшие карие глаза.

Я подошел, присел на корточки, сказал «селям», спросил по-русски:

С Кавказа?

Он дружелюбно ответил тоже по-русски:

Дольше, господин. Мы курды

Куда же плывешь?

Он ответил скромно, но гордо:

— В Стамбул, господин. К самому падишаху. Самому пa­дишаху везу благодарность, подарок: семь нагое к. Семь сыно­вей взял у меня на войн у падишах, всех, сколько было.

Це, це, це! — с небрежным сожалением сказал сто­явший над нами с папиросой в руке молодой полнеющий кра­савец и франт, керченский грек: вишневая дамасская феска, серый сюртук с белым жилетом, серые модные панталоны'

и застегнутые на пуговки сбоку лакированные ботинки.

Та кой старый и один остался! — сказал он, качая головой.

Старик посмотрел на его феску.

Какой глупый, — ответил он просто. — Вот ты бу­дешь старый, а я не старый и никогда не буду. (...)

Выполняя наше первое задание, учащиеся оказались не очень изобретательны в плане работы с композицией. Как мы и предполагали, подавляющее большинство учащихся продол­жило рассказ Бунина в форме диалога между курдом и греком на тему молодости и старости.

Приведем одно из наиболее типичных в этом плане сочи­нений.

Наргиза С.

Керченский грек посмотрел на старика с негодованием. И возмущенно спросил старика.

Это почему же я — глупый?

У тебя нет ни гроша за душой, несмотря на твою красивую внешность и твое модное одеяние, — ответил старик с сожалением.

Старик, да ты взгляни на себя! Твои волосы се­дые, лицо все испещрено старческими морщинами. А я молод и в расцвете сил!

Не думаю. Над тобой время тоже уже изрядно по­трудилось.

— Не сметь!— воскликнул грек, да так, что его возглас оглушающим грохотом прокатился от кормы до носа корабля.

Тут все — и курды, и грузины, и греки, и хохлы — все пе­рестали заниматься своими делами: грузины перестали петь, курды, спавшие с утра до вечера, проснулись, русские паломники перестали пить чай... Внимание всех палубных пассажиров привлек горячий спор между молодым греком и старым курдом

Я же говорю, что ты — глупый, потому так и кри­чишь, — спокойно сказал старик.

Грек же ответил ему с вызовом, сверкая глазами:

Я знаю, что время берет свое, и когда-нибудь я ста­ну таким же, как ты. Но сейчас, взгляни на меня! У меня нет ни одного седого волоса, и я крепок собой. У меня впере­ди счастливое будущее.

Курд с сомнением посмотрел на него: грек уже начал полнеть, седых волос хотя и вправду не было, но зато уже возникли залысины, да и ногти начали желтеть от любви к папиросам...

А скажи, пожалуйста, почему ты так уверен в себе и так самовлюблен?

У меня есть прочный фундамент. Это — мои день­ги. С ними я могу позволить себе все, что угодно.

Так я и думал. Но знаешь ли, сынок, главное не деньги, а душа человека. Ты ведь видишь, что я не так уж плохо выгляжу для своего возраста. Не такой уж я немощный. А знаешь, что меня держит в этом ми­ре? Любовь к моим сыновьям, несмотря на то, что они погибли. Память о них согревает мне душу. Я горд за них. Они мужественно сражались на войне и поли героями. Люди знают об этом и высоко почитают меня. Многие из них относятся ко мне, как мои дети. Ты же прожигаешь свою жизнь зря, ничем не за­нимаясь. Поэтому ты вдвойне глуп...

Пароход прибыл в Стамбул и остановился у причала Старик со своей свитой покинул пароход. А молодой грек провожал его взглядом, задумавшись. Он не раз потом вспо­минал этот разговор.

Типичность данного сочинения не только в форме (диа­лог), но и в способе продолжения смысловой линии: моло­дость и старость зависят не столько от состояния тела, сколь­ко от состояния души; источник молодости — в системе ду­ховных ценностей. В качестве таковых в рассказах учащихся были выделены: любовь к Родине, готовность ее защитить, по­жертвовав самым дорогим; отвага, бесстрашие, отсутствие страха перед смертью; мудрость; честность перед самим со­бой; внутренняя свобода; отсутствие скаредности; честь; госу­дарственное служение и т.д. Почти все рассказы при этом зву­чали очень назидательно: мудрый курд терпеливо поучал за­носчивого грека...

Лишь один автор отказался от формы диалога и продолжил рассказ Бунина, «раскрутив» действие.

Надя Г.

... Но молодой человек не понял смысла, вытекающего из слов старика. Он подумал, что курды и вправду дикий народ.

Ничто не предвещало беды. Море было гладким и спо­койным.

В результате у корабля отказали все приборы, он сбил­ся с пути. И его, как перышко, носило по волнам. Прошла уже неделя, запасы еды заканчивались, но никто не мог ска­зать, как долго этот кромешный ад продлится еще.

Молодой грек, который оскорбил старого курда, впал в отчаяние. Он метался по кораблю, пытаясь хоть где-нибудь раздобыть кусочек хлеба. Он очень боялся смерти.

Сам не зная того, он страшно постарел за несколько дней.

Впрочем, так было не с ним одним. Только курды остава­лись невозмутимы и спокойны. Они делились своей едой и во­дой с другими, ухаживали за больными. А командовал ими всеми невозмутимый старик, который вез семь нагаек пади­шаху. Он твердо знал, что они скоро будут спасены, и эту спокойную уверенность черпали у него остальные курды.

Через несколько дней замаячил берег. Спустили шлюпки. Сначала вниз переправили женщин и детей. Потом — муж­чин. Переправой снов а руководил старый курд. Он покинул корабль последним вместе с капитаном и своей свитой. До­бравшись до берега, курд сел на другой корабль и поплыл дальше. А молодой грек еще неделю оставался в шоке. Он весь поседел. У него слезились глаза. И он, слоняясь по берегу, долго еще не мог понять, что ему теперь делать.

Так, по мнению Нади Г., должен был закончиться рассказ, потому что кто молод, а кто стар выясняется всегда в ситуации действия.

В одном из рассказов учащихся была представлена еще од­на попытка вырваться за форму диалога и развернуть действие, но про действие герои по-прежнему продолжали говорить Мы приведем ниже этот рассказ еще и потому, что в нем со­хранен третий персонаж, имеющий колоссальное значение в рассказе Бунина, а именно персонаж автора — рассказчик, от лица которого ведется повествование.

Моша Б.

Зря ты так говоришь, старик. Тебе уже за 80, а я еще молодой, — сказал, усмехнувшись, молодой франт.

Не в возрасте дело. Ты жизни не понимаешь. Ты еще ничего не сумел познать. Ты сделал что-нибудь для своего го­сударя?

Пока еще ничего. Неужели это так важно?! И при чем тут «понимание жизни»? Разве ты ее понимаешь, если на старости лет остался один, без сыновей?

Я действительно потерял сыновей. Но они погибли, чтобы спасти свой народ. И мне за это люди платят бла­годарностью. А вот ты живешь и ничего путного не дела­ешь, зря время свое транжиришь. А я постоянно действую, ведь действие — это и есть молодость.

Тут я решил вступить в разговор, понимая, что в любой момент он может внезапно оборваться, т.к. пароход прича­ливал к берегу:

Извините, правильно ли я понял, что молодость за­ключается в действии и в исполнении долга перед своей страной? Тогда я тоже старик! Ведь я последнее время только и делаю, что путешествую.

Не знаю, не знаю, друг мой, — ответил курд.— Мно­гое еще зависит от того, как ты себя осознаешь, скучно ли,1тоскливо ли тебе или ты чувствуешь, что живешь полно­ценно. Можно ведь и в пятнадцать лет пребывать в та­ком опустошенном состоянии, как в 90. Так что возраст со­вершенно здесь не главное. А о действии и долге перед стра­ной мы можем поговорить позднее, если ты пожелаешь спу­ститься со мной на берег.

[1] Обучение схематизации в школе

— Пойдемте, — сказал я курду.

Этот человек меня чрезвычайно заинтересовал, и ради него я готов был изменить свой маршрут и вообще пре­рвать путешествие.

В качестве домашнего задания было предложено сде­лать следующее:

Засхематизировать художественное устройство собственного произведения, особенности

его композиции.

Объяснить смысл получившегося произведения. Есть ли связь между смыслом данного произведения и его устройством, формой, композицией?

Объяснить данную связь на схеме.